В качестве краткого введения в тему рекомендуем прослушать небольшую лекцию кандидата юридических наук Александра Марея на портале ПостНаука: https://www.youtube.com/watch?v=C0H6vW_Pea0
Первым процесс деградации элит описал великий древнегреческий философ Платон в VIII книге своего знаменитейшего диалога “Государство”. В этих рассуждениях многое сегодня выглядит несколько наивным, но необходимо сделать поправку на эпоху – IV в. до Р.Х. и тогдашние формы государственного управления. С учетом такой поправки для нас на первый план в размышлениях Платона выйдут его величайшие прозрения.
Мы не будем останавливаться на описании идеального государства Платона, управляемого философами, которое может иметь форму как царской власти, так и аристократии. Его мы рассмотрим в разделе “Мотивационные модели & общественно-экономические формации” в качестве “первоисточника” для утопий эпохи Возрождения.
Сам Платон сетует, что никакое государственное устройство не может быть вечным, а потому идеальное государство, управляемое философами, неизбежно начнет приходить в упадок. В духе пифагорейства он это связывает с отступлением от правил браков представителей элиты – философов и стражей и пренебрежением магическими датами зачатия их детей.
Платон оперирует понятием “Гесиодовы поколения” [Гесиод – древнегреческий поэт, автор поэмы “Теогония” о происхождении богов и людей, разделивший историю человечества на “золотой”, “серебряный”, “медный” и “железный” века] и утверждает, что “когда железо примешается к серебру, а медь к золоту, возникнут несоответствия и нелепые отклонения, а это, где бы оно ни случилось, сразу порождает вражду и раздор. Надо признать, что, где бы ни возник раздор, он вечно такой природы” [речь идет о людях соответствующей ценности – от “золотой” до “железной”].
Как результат – “если возник раздор, это значит, что каждые два рода увлекали в свою сторону: железный и медный влекли к наживе, приобретению земли и дома, а также золота и серебра, а золотой и серебряный род, не бедные, но, наоборот, по своей природе богатые, вели души к добродетели и древнему устроению. Применяя силу и соперничая друг с другом, они пришли, наконец, к чему-то среднему: согласились установить частную собственность на землю и дома, распределив их между собою, а тех, кого они до той поры охраняли как своих свободных друзей и кормильцев, решили обратить в рабов, сделав из них сельских рабочих и слуг, сами же занялись военным делом и сторожевой службой”.
NB! Здесь Платон опережает свое время минимум на 2 тысячи лет, указывая, что с появлением частной собственности коренным образом меняется характер власти: у элиты появляются частные интересы, зачастую идущие вразрез с государственными, а борьба за власть носит характер борьбы за собственность и – как бы мы сказали – контроль над денежными потоками.
Тимократия
Платон считает, что “такой государственный строи – нечто среднее между аристократией и олигархией” и дает ему название “тимократия”, под которой понимается политический режим, при котором государственная власть находится у привилегированного меньшинства, обладающего высоким имущественным цензом.
В современных словарях “тимократию” относят к одной из форм олигархии, но Платон не зря выделил ее в отдельный вид, уточнив, что тимократическое государство “будет подражанием предшествовавшему строю, отчасти же – олигархии, раз оно занимает промежуточное положение, но кое-что будет в нем и свое, особенное”.
Дело в том, что в платоновской тимократии правящим классом становятся бывшие стражи, т.е., военно-полицейское [в нашей терминологии] сословие.
Коренной недостаток тимократии в описании Платона: “Там побоятся ставить мудрых людей на государственные должности, потому что там уже нет подобного рода простосердечных и прямых людей, а есть лишь люди смешанного нрава; там будут склоняться на сторону тех, что яростны духом, а также и тех, что попроще – скорее рожденных для войны, чем для мира; там будут в чести военные уловки и ухищрения: ведь это государство будет вечно воевать. Вот каковы будут многочисленные особенности этого строя”.
Т.е., вместо правителей-философов к власти приходят правители-воины. Но воины, ставшие властью, резко отличаются от воинов-стражей в изначальном идеальном платоновском государстве: “Такого рода люди будут жадны до денег, как это водится при олигархическом строе; в омрачении они, как дикари, почитают золото и серебро, у них заведены кладовые и домашние хранилища, чтобы все это прятать, свои жилища они окружают оградой и там, прямо-таки как в собственном логове, они тратятся, не считаясь с расходами, на женщин и на кого угодно других. Они бережливы, так как деньги у них в чести; свое состояние они скрывают и не прочь пожить на чужой счет. Удовольствиям они предаются втайне, убегая от закона, как дети от строгого отца, – ведь воспитало их насилие, а не убеждение, потому что они пренебрегали подлинной Музой, той, чья область – речи и философия, а телесные упражнения ставили выше мусического искусства”.
В этом государства, по мнению Платона “зло полностью смешалось с добром (…); одно только там бросается в глаза – соперничество и честолюбие, так как там господствует яростный дух”.
Олигархия
Следующей стадией деградации элит является олигархия – “строй, основывающийся на имущественном цензе; у власти стоят там богатые, а бедняки не участвуют в правлении”.
Платон так описывает переход тимократии в олигархию: “Скопление золота в кладовых у частных лиц губит тимократию; они прежде всего выискивают, на что бы его употребить, и для этого перетолковывают законы, мало считаясь с ними (…)
Кончается это тем, что вместо стремления выдвинуться и удостоиться почестей развивается наклонность к стяжательству и наживе, и получают одобрение богачи – ими восхищаются, их назначают на государственные должности, а бедняк там не пользуется почетом (…)
Установление имущественного ценза становится законом и нормой олигархического строя (…)
Заранее объявляется, что к власти не допускаются те, у кого нет установленного имущественного ценза. Такого рода государственный строй держится применением вооруженной силы или же был еще прежде установлен путем запугивания”.
Если при тимократии для принадлежности к элите важное значение имело происхождение, то при олигархии ключевым становится имущественный ценз, т.е., богатство становится пропуском в элиту.
Собственно говоря, на этом и завершается превращение элиты de facto & de jure в элиту только de jure.
Платон указывает слабые места олигархического государства:
- “Главный порок – это норма, на которой он основан. Посуди сам: если кормчих на кораблях назначать согласно имущественному цензу, а бедняка, будь он и больше способен к управлению кораблем, не допускать (…) Так разве не то же самое и в любом деле, где требуется управление?”
- “Подобного рода государство неизбежно не будет единым, а в нем как бы будут два государства: одно – государство бедняков, другое – богачей. Хотя они и будут населять одну и ту же местность, однако станут вечно злоумышлять друг против друга”.
- “Где бы ты ни увидел бедняков в государстве, там укрываются и те, что воруют, срезают кошельки, оскверняют храмы и творят много других злых дел. [И если мы видим бедняков,] так не вправе ли мы думать, что там, с другой стороны, много и преступников, снабженных жалом и лишь насильственно сдерживаемых стараниями властей?”
Демократия
Демократия, по мнению Платона, устанавливается не эволюционным, как два предыдущих государственных строя, а революционным путем – “когда бедняки, одержав победу, некоторых из своих противников уничтожат, иных изгонят, а остальных уравняют в гражданских правах и в замещении государственных должностей, что при демократическом строе происходит большей частью по жребию”.
Нужно понимать, что Платон описывает известные ему формы демократии, в первую очередь – афинскую, которая, в числе прочего, вполне комфортно сосуществовала с рабовладением.
Но мы видим в его описании сочетание двух известных нам крайних – “вырожденных” – форм демократического устройства: лево-либеральная демократия и “диктатура большинства”.
Сложно представить себе, что приводимый ниже текст, схожий с либеральными методичками для граждан “тоталитарных режимов” написан 2500 лет назад!
“Прежде всего это будут люди свободные: в государстве появится полная свобода и откровенность и возможность делать что хочешь (…) А где это разрешается, там, очевидно, каждый устроит себе жизнь по своему вкусу (…) Я думаю, что при таком государственном строе люди будут очень различны (…) Казалось бы, это самый лучший государственный строй. Словно ткань, испещренная всеми цветами, так и этот строй, испещренный разнообразными нравами, может показаться всего прекраснее. Вероятно, многие подобно детям и женщинам, любующимся всем пестрым, решат, что он лучше всех”.
Платон пророчески указывает, что демократию будут сравнивать с рынком, где избиратели делают выбор между различными “товарами” – политиками, партиями или даже политическими системами.
[При демократии] удобно, друг мой, избрать государственное устройство. Вследствие возможности делать что хочешь он заключает в себе все роды государственных устройств. Пожалуй, если у кого появится желание, как у нас с тобой, основать государство, ему необходимо будет отправиться туда, где есть демократия, и уже там, словно попав на рынок, где торгуют всевозможными правлениями, выбрать то, которое ему нравится, а сделав выбор, основать свое государство”.
Платон направляет немало ядовитых стрел в адрес столь нелюбимой им демократии, нередко преувеличивая и утрируя, но когда речь заходит об элитах, он весьма точен, показывая, что при демократии дорогу в элиту de jure открывает то, что мы бы назвали популизмом: “Если у человека, говорили мы, не выдающаяся натура, он никогда не станет добродетельным; то же самое если с малолетства – в играх и в своих занятиях – он не соприкасается с прекрасным. Между тем демократический строй, высокомерно поправ все это, нисколько не озабочен тем, от каких кто занятий переходит к государственной деятельности. Человеку оказывается почет, лишь бы он обнаруживал свое расположение к толпе (…) Эти и подобные им свойства присущи демократии – строю, не имеющему должного управления, но приятному и разнообразному. При нем существует своеобразное равенство – уравнивающее равных и неравных”.
Далее Платон делает вполне понятный нам вывод: неограниченная свобода [которую он именует демократией, а мы бы назвали лево-либеральным популизмом] порождает запрос на “сильную руку” и, как следствие – на тиранию.
Тирания
Платон очень интересно описывает причины крушения различных форм правления: “Благо, выдвинутое как конечная цель – в результате чего и установилась олигархия, – было богатство (…) А ненасытное стремление к богатству и пренебрежение всем, кроме наживы, погубили олигархию (…)
И то, что определяет как благо демократия и к чему она ненасытно стремится, именно это ее и разрушает (…) – свобода. В демократическом государстве только и слышишь, как свобода прекрасна и что лишь в таком государстве стоит жить тому, кто свободен по своей природе (…) Такое ненасытное стремление к одному и пренебрежение к остальному искажает этот строй и подготовляет нужду в тирании”.
Крайнюю вырожденную форму демократии Платон описывает так:
“Когда во главе государства, где демократический строй и жажда свободы, доведется встать дурным виночерпиям, государство это сверх должного опьяняется победой в неразбавленном виде, а своих должностных лиц карает, если те недостаточно снисходительны и не предоставляют всем полной свободы, и обвиняет их в мерзком олигархическом уклоне (…)
Граждан, послушных властям, там смешивают с грязью как ничего не стоящих добровольных рабов, зато правители, похожие на подвластных, и подвластные, похожие на правителей, там восхваляются и уважаются как в частном, так и в общественном обиходе. Разве в таком государстве не распространится неизбежно на все свобода? (…)
Отец привыкает уподобляться ребенку и страшиться своих сыновей, а сын – значить больше отца; там не станут почитать и бояться родителей (все под предлогом свободы!), переселенец уравняется с коренным гражданином, а гражданин – с переселенцем; то же самое будет происходить и с чужеземцами (…)
При таком порядке вещей учитель боится школьников и заискивает перед ними, а школьники ни во что не ставят своих учителей и наставников. Вообще молодые начинают подражать взрослым и состязаться с ними в рассуждениях и в делах, а старшие, приспособляясь к молодым и подражая им, то и дело острят и балагурят, чтобы не казаться неприятными и властными (…)
Если собрать все это вместе, самым главным будет, как ты понимаешь, то, что душа граждан делается крайне чувствительной, даже по мелочам: все принудительное вызывает у них возмущение как нечто недопустимое. А кончат они, как ты знаешь, тем, что перестанут считаться даже с законами – писаными или неписаными, – чтобы уже вообще ни у кого и ни в чем нe было над ними власти”.
Вывод Платона – вполне в духе современности: “черезмерная свобода, по-видимому, и для отдельного человека, и для государства обращается не по что иное, как в чрезмерное рабство (…) Тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство”.
При этом Платон выделяет особую группу людей, которая уже имеется при олигархии, но становится реальной силой при демократии: “праздных и расточительных, под предводительством отчаянных смельчаков, за которыми тянутся и не столь смелые: мы их уподобили трутням, часть которых имеет жало, а часть его лишена (…) Оба этих разряда, чуть появятся, вносят расстройство в любой государственный строй, как воспаление и желчь – в тело. И хорошему врачу, и государственному законодателю надо заранее принимать против них меры не менее, чем опытному пчеловоду, – главным образом, чтобы не допустить зарождения трутней, – но, если уж они появятся, надо вырезать вместе с ними и соты”.
Платон считает “трутней” неотъемлимой частью демократического государства: “они возникают здесь хоть и вследствие своеволия, но не меньше, чем при олигархическом строе (…) Но здесь они много ядовитее, чем там (…) Там они не в почете, наоборот, их отстраняют от занимаемых должностей, и потому им не на чем набить себе руку и набрать силу. А при демократии они, за редкими исключениями, чуть ли не стоят во главе: самые ядовитые из трутней произносят речи и действуют, а остальные усаживаются поближе к помосту, жужжат и не допускают, чтобы кто-нибудь говорил иначе. Выходит, что при таком государственном строе всем, за исключением немногого, распоряжаются подобные люди”.
При демократическом строе у этих “трутней” появляются могущественные союзники: “Из дельцов самыми богатыми большей частью становятся самые упорядоченные по своей природе (…) С них-то трутням всего удобнее собрать побольше меду (…) Таких богачей обычно называют сотами трутней”.
NB! В современной терминологии речь идет об “олигархической демократии”, когда олигархи выступают инвесторами политических популистских проектов.
Далее Платон, исходя из реалий V–IV вв. до Р.Х., описывает процесс, который мы бы назвали борьбой различных олигархических групп за перераспределение имущества и финансовых потоков в рамках демократических институтов.
“Третий разряд составляет народ – те, что трудятся своими руками, чужды делячества, да и имущества у них немного. Они всего многочисленнее и при демократическом строе всего влиятельнее, особенно когда соберутся вместе [для голосования на Народном собрании – ред.]”
Народ тоже хочет иметь свою долю, а “власти имеют возможность отнять собственность у имущих и раздать ее народу, оставив, правда, большую часть себе” (…) те, у кого отбирают имущество, бывают вынуждены защищаться, выступать в народном собрании и вообще действовать насколько это возможно”.
NB! Речь идет о том, что все богатые люди вынуждены заниматься политикой, чтобы “политика не занялась ими”.
“И хотя бы они и не стремились к перевороту, кое-кто все равно обвинит их в кознях против народа и в стремлении к олигархии”.
В качестве небольшого отклонения от темы укажем, что известнейший современный исследователь Платона Томас Слезак одну из глав своей книги “Как читать Платона” озаглавил “Радость чтения Платона”. И действительно, сложно не испытать радость узнавания в тексте, написанном 2500 лет назад, абсолютно современную тему: обвинения одними олигархами других в стремлении к установлению олигархического режима. Иногда – через свои политические проекты, иногда – напрямую…
“В конце концов, когда они видят, что народ, обманутый клеветниками, готов не со зла, а по неведению расправиться с ними, тогда они волей-неволей становятся уже действительными приверженцами олигархии. Они тут не при чем: просто тот самый трутень ужалил их и от этого в них зародилось такое зло (…) Начинаются обвинения, судебные разбирательства, тяжбы (…) А разве народ не привык особенно выделять кого-то одного, ухаживать за ним и его возвеличивать? Значит, уж это-то ясно, что, когда появляется тиран, он вырастает именно из этого корня, то есть как ставленник народа”.
Это перекликается с мнением ученика и оппонента Платона – Аристотеля, который писал: “Большая часть тиранов вышла, собственно говоря, из демагогов, которые приобрели доверие народа тем, что клеветали на знатных”, или, как сказали бы мы – “антиолигархической риторикой”.
Далее Платон подробно разбирает, как этот ставленник народа превращается в тирана. В этом фрагменте не так много прямых параллелей с современностью, но, при желании, можно обнаружить немало аналогий:
“С чего же начинается превращение такого ставленника в тирана? Впрочем, ясно, что это происходит, когда он начинает делать то же самое, что в том сказании, которое передают относительно святилища Зевса Ликейского в Аркадии (…)
Говорят, что, кто отведал человеческих внутренностей, мелко нарезанных вместе с мясом жертвенных животных, тому не избежать стать волком. (…)
Разве не то же и с представителем народа? Имея в руках чрезвычайно послушную толпу, разве он воздержится от крови своих соплеменников? Напротив, как это обычно бывает, он станет привлекать их к суду по несправедливым обвинениям и осквернит себя, отнимая у человека жизнь: своими нечестивыми устами и языком он будет смаковать убийство родичей. Карая изгнанием и приговаривая к страшной казни, он между тем будет сулить отмену задолженности и передел земли. После всего этого разве не суждено такому человеку неизбежно одно из двух: либо погибнуть от руки своих врагов, либо же стать тираном и превратиться из человека в волка?”
NB! Платон подмечает важнейший момент: тиран просто обязан быть популистом.
“Он – тот, кто подымает восстание против обладающих собственностью (…) Если он потерпел неудачу, подвергся изгнанию, а потом вернулся – назло своим врагам, – то возвращается он уже как законченный тиран (…) Если же те, кто его изгнал, не будут в состоянии его свалить снова и предать казни, очернив в глазах граждан, то они замышляют его тайное убийство (…) Отсюда это общеизвестное требование со стороны тиранов: чуть только они достигнут такой власти, они велят народу назначить им телохранителей, чтобы народный заступник был невредим”.
Очень интересное размышление Платона о том, как меняется поведение тирана: “В первые дни, вообще в первое время он приветливо улыбается всем, кто бы ему ни встретился, а о себе утверждает, что он вовсе не тиран; он дает много обещаний частным лицам и обществу; он освобождает людей от долгов и раздает землю народу и своей свите. Так притворяется он милостивым ко всем и кротким (…)
Когда же он примирится кое с кем из своих врагов, а иных уничтожит, так что они перестанут его беспокоить, я думаю, первой его задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе (…) да и для того, чтобы из-за налогов люди обеднели и перебивались со дня на день, меньше злоумышляя против него (…) А если он заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю. Ради всего этого тирану необходимо постоянно будоражить всех посредством войны”.
NB! Вновь нельзя не восхититься наблюдением Платона, сделанным им на основании совсем небольшого числа примеров того времени: с определенного момента тиран укрепляет свои позиции внутри государства за счет войн, а внутренняя оппозиция провозглашается “пятой колонной”.
Далее Платон делает еще одно гениальное открытие: в тираниях процветает “негативный отбор”: “Но такие действия сделают его все более и более ненавистным для граждан (…) Между тем и некоторые из влиятельных лиц, способствовавших его возвышению, станут открыто, да и в разговорах между собой выражать ему свое недовольство всем происходящим – по крайней мере, те, что посмелее (…) Чтобы сохранить за собою власть, тирану придется их всех уничтожить, так что в конце концов не останется никого ни из друзей, ни из врагов, кто бы на что-то годился (…) Значит, тирану надо зорко следить за тем, кто мужествен, кто великодушен, кто разумен, кто богат. Благополучие тирана основано на том, что он поневоле враждебен всем этим людям и строит против них козни, пока не очистит от них государство. Оно противоположно тому, что применяют врачи: те удаляют из тела все наихудшее, оставляя самое лучшее, здесь же дело обстоит наоборот”. Он связан блаженной необходимостью либо обитать вместе с толпой негодяев, притом тех, кто его ненавидит, либо проститься с жизнью”.
И, в завершение картины – так как тиран не может доверять своим гражданам, он набирает телохранителей и стражу из рабов или иностранных наемников.
Ознакомится с книгой VIII диалога “Государства” можно по ссылке:
http://psylib.org.ua/books/plato01/26gos08.htm
Хотим обратить ваше внимание на еще одну важную линию в этой книге: Платон отслеживает становление и упадок государственно-политических устройств – аристократии, тимократии, олигархии, демократии и тирании параллельно со становлением их элит, зарождающихся при предыдущем строе: человека тимократического, олигархического, демократического и тиранического. Здесь мы видим древнейший прообраз социальной психологии, правда, основанный в меньшей степени на фактах, в большей – на умозрительных построениях и обобщениях.