Две социальные концепции русского монашества: Иосиф Волоцкий и Нил Сорский
Истоки монашества
Монашество – аскетическая традиция, уходящая корнями в глубокую древность. Говоря об этой форме аскетизма, мы не будем касаться неавраамических религий, потому что, например, буддийские монахи – это особое явление. Несмотря на то, что многих людей, прогруженных в молитвенные практики, называют монахами, неавраамическая аскеза – это нечто совсем иное, оно должно рассматриваться в своем религиозном контексте.
Итак, сегодня выделяют три базовые религиозные традиции, выходящие из одного источника, это т.н. авраамические религии: иудаизм, христианство, ислам. И в каждой из них есть течения, которые можно назвать аскетическими, а значит, они в известной степени, могут быть названы монашеством или соотнесены с ним (см., например, исламских «монахов» – дервишей).
Пожалуй, первым прообразом монашества стало т.н. иудейское назорейство. Назореи – это люди, посвященные Богу, выбранные для особо ревностного служения Ему. Причем это служение могли проходить как мужчины, так и женщины. Мы знаем, что священство в авраамической традиции – дело исключительно мужское. Соответственно, здесь проходит четкий водораздел между священниками и назореями, это две разные формы служения Богу. Собственно, и сегодня в христианстве это деление сохраняется, с одним только уточнением: монах может как быть священником (иеромонах), так и не быть им.
Сам Бог устанавливает традицию назорейства. В книге «Числа», в 6 главе Он говорит израильскому законодателю Моисею, что назорей не должен употреблять в пищу никаких продуктов, в составе которых есть виноград: ни напитков на основе виноградного сока (среди них, как мы знаем, есть и алкогольные), ни даже сушеных виноградных ягод. Второе требование: «Во все дни обета назорейства его бритва не должна касаться головы его; до исполнения дней, на которые он посвятил себя в назореи Господу, свят он: должен растить волосы на голове своей» (6:5). Некоторые исследователи утверждают, что раввины и христианские священники не стригут волос и бороды именно по причине этого ветхозаветного установления.
Третье требование: «Во все дни, на которые он посвятил себя в назореи Господу, не должен он подходить к мертвому телу» (6:6). В этой же главе книги «Чисел» говорится и об отношениях между священником и назореем, чем еще раз подчеркивается их принципиальная разница.
Для чего же нужно было назорейство? Для сугубого служения Богу через самоотвержение. Назореи были как бы «высшей кастой» израильского общества (если не брать отделенное от него священство). Смысл назорейства – верность Богу, уход от мирской суеты ради духовных благ.
В отличие от сегодняшнего христианского монашества, обеты назорейства были не вечными: «И вот закон о назорее, когда исполнятся дни назорейства его: должно привести его ко входу скинии собрания, и он принесет в жертву Господу…» (6:13-14). Тем не менее история знает и вечных назореев: случаи, когда люди брали на себя обет назорейства пожизненно. Некоторые посвященные Богу люди в Ветхом Завете числились как бы назореями от рождения. Таким образом, мы можем констатировать, что прообраз монашества был установлен еще в Ветхом Завете, и его установителем является Сам Бог.
Однако Израиль знал и другие пути аскезы ради Господа. Во дни Иисуса Христа существовала т.н. «партия зилотов», которые были особым духовным течением внутри иудаизма. Как отмечает А.П. Лопухин, «в начале слово зилот не означало члена известной партии и прилагалось ко всякому, кто отличался особою религиозною ревностью <…> Зилотами были все истинные иудеи, преданные закону и истинной вере отцов, с особенною ревностью старавшиеся о сохранении веры и очищении себя от языческих нечистот» (1). Можем также вспомнить, что одним из двенадцати апостолов – ближайших учеников Христа был Симон Зилот (второе его прозвание в священных текстах – Симон Кананит).
Соответственно, христианское монашество множественными нитями связано с традициями разных течений внутри ветхозаветной религии. Важно здесь то, что все указанные течения объединяли особых ревнителей веры, а подчас и аскетов. Всё это в полной мере воплотилось потом и в христианстве.
Монашеские обеты
На стыке двух Заветов – Ветхого и Нового – стоит Иоанн Креститель (Предтеча). Христианская традиция нередко называет его именно что назореем, так как он подходит под вышеуказанные установления, данные Богом Моисею относительно назорейства. Как сообщают нам евангелия, Иоанн сохранял безбрачие, жил отшельником в пустыне, питался скудной пищей (акриды и дикий мед), не стригся и носил власяницу – грубую одежду. Таким его изображают и на иконах.
Кстати, нередко за спиной Иоанна появляются крылья, что как бы подчеркивает его ангельский «статус». В этой связи важно указать на то, что принятие монашества называется также «принятием ангельского чина». Из всего этого можно заключить, что Иоанн Предтеча, по сути, был первым монахом Нового Завета. В нем как бы сходятся ветхозаветное назорейство и христианское монашество. В евангелиях не сказано, что Иоанн принимал какие-то особые обеты, но уже самой своей жизнью он запечатлел высокий нравственный образец служения Богу.
Впоследствии христианин, который становится монахом, будет принимать три обета, которые волне соответствуют образу жизни Иоанна Крестителя: 1. безбрачия (иногда это формулируется – как обет девства), 2. послушания, 3. нестяжания. Целью этих обетов является полное отречение от мира, монах живет уже как бы на небесах, потому, повторим, часто и называется носителем «ангельского чина».
Считается, что первые христианские монашеские общины появились IV веке, в это время зарождаются монастыри – монашество, если так можно выразиться, институционализируется. Отцы Церкви пишут уставы монастырей, правила для монашествующих, то есть формируется особый уклад жизни посвятивших себя Богу подвижников. Образуются и разные формы монашества: пустынножительное и общежительное. Как можно догадаться из этих названий, в первом случае монах живет в одиночестве, во втором – в общине. Есть и промежуточный вариант – «скитство» (малые монашеские группы).
В монашестве можно выделить особые «делания», например, монах, оставаясь в монастыре, может «уйти в затвор», то есть перестать сообщаться с внешним миром для сугубого самопогружения и молитвы. Есть еще особые подвиги, которые берет на себя подвижник, такие, как молчание, столпничество и т.д. Три указанных монашеских обета являются базовыми принципами, лежащими в основе монашества как особого духовного делания, но само это делание может быть довольно разнообразным.
В монастырях могут быть установлены собственные правила существования монахов, могут практиковаться разные аскетические практики и т.д. Нельзя сказать, чтобы христианское монашество было крайне жестким и регламентированным институтом. Мы также помним народную мудрость: «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят». Значит: в разных монастырях – разные уставы. Такая относительная свобода при толковании монашеского бытия не раз в истории Церкви приводила к полемике между сторонниками того или иного образа монашеского делания.
Полемика между «иосифлянами» и «нестяжателями»
Настоятель Боровского монастыря Иосиф (канонизированный как Иосиф Волоцкий) в 20 лет принял монашеский постриг в обители другого прославленного подвижника Пафнутия Боровского (было это в XV веке). От своего наставника он унаследовал не только образ мыслей, но и богатое монастырское хозяйство. Как повествует житие, Иосиф много денег тратил на помощь нуждающимся, даже когда монастырская казна была пуста, он всеми способами стремился оказать поддержку каждому, кто обратился в монастырь. Такая позиция вызвала ропот братии, монахи открыто выступили против игумена, и ему ничего не оставалось, как покинуть монастырь и основать новый – Волоколамский – для подвижников, разделяющих его образ мыслей. А образ мысли был такой: храм должен быть богато украшен, потому что это Божье место, монастырь должен быть богат, чтобы обильно благотворить. Приобретение материальных благ со стороны монастыря есть лишь средство для добрых дел, которые являются важнейшей составляющей христианской жизни. Ибо, как сказано в Писании, «вера без дел мертва» (Иак. 2:26). К тому же большое монастырское богатство способствует церковному строительству: чтобы возвести храм – нужны деньги.
Пример Иосифа Волоцкого показывает, как в умелых руках обитель превращается в развитую хозяйственную систему. За время управления новым монастырем Иосиф возвел не только огромное число хозяйственных построек, но и большую каменную церковь, пригласил для ее росписи одного из ведущих иконописцев XV-XVI столетий – Дионисия. По мысли игумена, всё, связанное с Церковью, должно быть благолепно. А «воспитание» монашествующих должно строиться на административно-командных началах, потребна не только добрая воля инока, но и разумное принуждение и контроль. Церковь и государство должны работать плотно и скоординированно, чтобы всестороннее развивать страну. Не удивительно, что многие из учеников Иосифа Волоцкого быстро возвысились в церковной иерархии, стали, как бы сейчас сказали, «управленцами высшего звена».
Но у такого во многом утилитарного подхода к монашескому деланию, разумеется, были противники, которые считали, что активная административная и хозяйственная деятельность ведет к секуляризации Церкви, к ее «обмирщению». Пожалуй, главными оппонентами Иосифа Волоцкого были сторонники старца Нила Сорского. Этот подвижник был духовным путешественником – посетил много святых мест, самым ярким из которых стала для него гора Афон. Это место, где уже много столетий расположены христианские монастыри, считается чуть ли не главным центром монашества в христианстве.
На Афоне Нил Сорский прикоснулся к умному деланию здешних подвижников, познакомился с практикой исихазма, познал сладость пустынножительства, одиночества, молчания и созерцательной молитвы. Это была школа полного ухода из мира, полного отречения от него. Вернувшись на Русь, Нил Сорский начинает проповедовать духовное делание по правилам афонских монастырей. И делает ставку именно на отречение от всего земного: «Он полагал, что задача церкви заключается в молитвенной заботе о государстве и народе. Он выступал против тесного контакта духовной и материальной сторон бытия, акцентируя внимание на мистической природе церкви» (2).
Понятно, насколько эти идеалы с виду могли казаться не соответствующими практике «иосифлянства». Нил Сорский требовал от монахов отречения от любых видов собственности. По его мнению, у монастыря не может быть богатых сельскохозяйственных угодий, кипучей деятельности по накоплению мирских благ. Нестяжание как монашеский обет значит полную нищету телесную ради богатств духовных.
Административные и хозяйственные нужды отвлекают монаха от его призвания, от того главного, зачем и входят в «ангельский чин». По мысли подвижника, излишнее украшение храмов только вредит духовному: внешний блеск может затмить саму суть молитвы, храма. Подаяние монахи принимать не должны, а пользоваться только тем, что создали собственными руками. Желательно и денег не иметь никаких, а нужные общине товары выменивать на изделия своих рук.
Свое мнение Нил Сорский высказал на церковном соборе 1503 года, вызвав ожесточенную полемику в церковных кругах. Впрочем, сегодня историки уже сомневаются, что это выступление было в реальности: «Но в последнее время все большая часть исследователей все более склоняется к мнению, что на самом деле Нил Сорский не выступал на соборе с подобной речью, считают сведение об этом подложными. Полагают, что они были сконструированы позднее, в сер. XVI в. эпоху Стоглава» (3). Тем не менее, два направления внутри русского монашества прослеживаются отчетливо, документы показывают, что споры вокруг церковного имущества ведутся на протяжении десятилетий.
В итоге доводы Иосифа Волоцкого и его сторонников все-таки перевесили: «В качестве “официального” курса, определенной политики, была избрана “стяжательская” позиция, согласно которой Церковь должна утвердиться как субъект хозяйствования; финансовое, имущественное обеспечение церковной иерархии – вот что должно быть существенной заботой как власть предержащих, так и простых верующих» (4). На самом деле, у такой позиции было историческое обоснование: патриарх будущего Израиля Авраам, согласно Библии, выплачивает «церковную десятину» священнику Мелхиседеку, от которого, собственно, и ведется ветхозаветное священство (ср. в псалмах: «Ты иерей во век по чину Мелхиседекову», Пс. 109:4). То есть требование к «недуховным сословиям» по содержанию священства было установлено в незапамятные времена. Да и ветхозаветное священство не было бедным, «нестяжательным»: иерусалимский храм поражал богатством своего убранства…
Тем не менее доводы нестяжателей тоже сильны, особенно, если мы обратимся к вышеуказанным трем обетам монашествующих. Отзвуки этой полемики существуют в Русской церкви и сегодня: есть люди, которые не довольны излишней, на их взгляд, пышностью храмов, церковных облачений и т.д. Кроме того, Церковь нередко обвиняют в чрезмерном накоплении материальных благ…
А церковная история примирила два подхода – «иосифлян» и «нестяжателей». И Нил Сорский, и Иосиф Волоцкий прославлены во святых, значит, ни одна из позиций – не греховна, но и не абсолютна. И каждому – свой выбор.
Список источников
1. Лопухин А.П. Православная Богословская энциклопедия или Богословский энциклопедический словарь. Том V. https://azbyka.ru/otechnik/Lopuhin/pravoslavnaja-bogoslovskaja-entsiklopedija-ili-bogoslovskij-entsiklopedicheskij-slovar-tom-5-donskaja-eparhija-ifika
2. Софонов А.М., Плаксин В.А. Спор о церковном имуществе в XV-XVI вв.: «нестяжатели» и «иосифляне» // Актуальные вопросы церковного научного дискурса: история, современность, перспективы. 2020. С. 215.
3. Григоренко А.Ю. Идейные смыслы полемики иосифлян и нестяжателей // Актуальные проблемы философских наук. Научная сессия профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников и аспирантов по итогам НИР за 2015 год: сб. науч. ст. СПб., 2016. С. 17.
4. Савицкий С.Г. Предыстория спора «нестяжателей» и «иосифлян»: по материалам древнерусских памятников канонического права // Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. 2017. № 8. С. 165.