ЛОГИКА ЭКСПАНСИИ В РАЗВИТИИ ЕВРОПЕЙСКОГО КАПИТАЛИЗМА

Аннотация. В статье рассматриваются предпосылки и закономерности  экспансии европейского капитализма. В процессе смены основных стадий в развитии капиталистического способа производства в Западной Европе экономическая элита последовательно проводила политику расширения внешнего влияния, захвата сырьевых ресурсов и рынков сбыта промышленных товаров. Способность к централизованному государственному управлению конкурентной экономикой и мультиполярной политической системой стала основой глобальной гегемонии западного капитализма. Западные и восточные цивилизации в течение двух тысячелетий конкурируют за наиболее эффективное использование технологий в повышении производительности труда, уровне жизни населения, обеспечении комфорта и безопасности. В глобальном соперничестве менялись участники и правила игры, но спор между Западом и Востоком еще далеко не завершен. 

Введение.

В мировой истории можно выделить два основных события – разделение западных и восточных цивилизаций в I тысячелетии до н.э. и установление глобальной гегемонии Запада в XIV–XIX веках. Основные стадии развития западноевропейского капитализма, меркантилистская (мануфактурная), либерально-конкурентная (индустриальная), империалистическая и глобальная (пост-индустриальная) стали вехами распространения влияния европейских, а затем северо-американских экономических организаций на других континентах. Античный колониализм Древнего мира, как социальный процесс расселения избыточного населения на свободных землях, сменился империализмом, а затем глобализмом (пост-империализмом), т.е. системой военно-политического и информационного контроля поведения и мышления не-западных обществ.

Установление глобальной гегемонии Запада было длительным и сложным процессом. Трансформация присвающего в производящее хозяйство, т.е. неолитическая или зерновая революция, последовательно произошли в Анатолии в IX, в Месопотамии в VII, в Северном Китае и Египте в V–III тысячелетиях до н.э. Перейдя от охоты и собирательства к скотоводству и земледелию, первобытные племена получили прибавочный продукт для создания социальных, политических и культурных институтов. Люди смогли думать не только о выживании, но и о развитии. В процессе политогенеза первобытные общества сменились государствами. Ранние речные цивилизации были еще однородными и различались только характером взаимодействия общества и природы, набором сельскохозяйственных культур и домашних животных.

Первый глобальный раскол произошел во II–I тысячелетиях до н. э. на новом технологическом уровне развития. Люди научились не только выращивать сельскохозяйственные культуры и домашних животных, но также преобразовывать окружающую природную среду, создавая города, строя плотины и каналы. В Восточной Азии в бассейне Хуанхэ династия Чжоу сформировала первую модель ориентального или «гидравлического деспотизма», взяв под централизованный контроль ирригационные системы. На противоположном краю Евразии, в Средиземноморском ареале, в Греции и Финикии сложились полисы – прибрежные торгово-ремесленные города с внутренним самоуправлением.

Основная часть.

Главным цивилизационным отличием Востока от Запада стала внутренняя и внешняя ориентации в развитии. Базовые технологии человеческой цивилизации в сфере сельского хозяйства, энергетики и транспорта, севооборот, водяное колесо, металлургическая домна, паровая машина и парусное судно, были изобретены на стадии раскола в I тысячелетии до н.э., но Восток и Запад использовали их совершенно по-разному.

Китай, как наиболее полное воплощение восточного цивилизационного типа, сосредоточился на внутреннем развитии в формате Срединной или Поднебесной империи. В окружении горных хребтов, пустынь и океанов в плодородных бассейнах рек Хуанхэ и Янцзы сформировалась изолированная цивилизация, не заинтересованная в контактах с внешними примитивными «варварами». Античные города Средиземноморья с многочисленным активным населением и скудными природными ресурсами, напротив, ориентировались на развитие дифференцированной экономики, расширенное производство и вывоз своих товаров на внешние рынки.

В Древнем мире по своему технологическому уровню Китай и Индия намного опережали Европу. Благоприятный климат и плодородные почвы позволяли правящим элитам двух главных восточных цивилизаций использовать прибавочный продукт сельских общин для государственного строительства, накопления сокровищ, развития религиозных и культурных систем, но не менять свой цивилизационный код. Централизованные бюрократии поддерживали внутреннюю стабильность и внешнюю безопасность, но подконтрольные торговые и ремесленные сословия не вкладывали накопленные средства в расширение производства.

После формирования во II–I веках до н. э. деспотической державы Хань и Римской империи возникла первая глобальная транспортная коммуникация – Великий шелковый путь, соединивший восточную и западную окраины Евразии. Китай и Индия экспортировали шелк и другие высококачественные ремесленные товары, которые римляне и их исторические наследники в Средние века были вынуждены оплачивать золотом и серебром.

Уже в конце I тысячелетии до н.э. греческие и финикийские полисы исчерпали свой внутренний потенциал развития. Торгово-ремесленное население получало главные выгоды от вывоза своей продукции на внешние рынки, т.к. местное население с натуральным хозяйством было слишком малочисленным и бедным. Греческие и финикийские города в Средиземноморье сформировали первую европейскую модель колонизации. Римская империя поглотила полисы, создала первое в Европе универсальное государство, но вскоре также оказалась в тупике. Свободные римляне воевали и охраняли имперские завоевания, а в материальном производстве их быстро заменили рабы. Бывшие покорители Вселенной деградировали в городской плебс, требовавший «хлеба и зрелищ», а императоры III–IV веках н.э. были вынуждены нанимать варваров для охраны границ.

В римских провинциях крестьянские хозяйства были вытеснены виллами и плантациями, но дешевый труд многочисленных рабов не создавал стимулов для интенсификации производства. Рабовладельцы были вынуждены децентрализовать хозяйство и раздавать земли в аренду бывшим рабам.  На рубеже Античности и Средневековья они превращались в крепостных зависимых крестьян (сервов). Натурализация сельского хозяйства вела к технологической деградации и снижению урожайности. Императоры уже не могли собрать достаточно налогов для содержания бюрократии и найма варваров на военную службу. В V веке обветшавшая Римская империя рухнула. Западная часть разделилась на «варварские королевства», а восточная уцелела в виде Ромейской или Византийской империи [1, c. 25–26].   

В раннем Средневековье в Западной Европе феодальное поместье (манор) стало инкубатором индивидуального крестьянского хозяйства, ориентированного на личную инициативу, самостоятельность и товарное производство. В густонаселенной северо-западной части Евразии крестьянам было некуда бежать, и поэтому не было необходимости в их закрепощении, т. е. в физическом ограничении свободы [5, c. 179]. Европейская цивилизация развивала широкий изощренный диапазон прямого и косвенного контроля мышления и поведения человека, от прямого насилия, порок и казней, до косвенного воздействия с помощью различных информационных технологий. Королевских глашатаев и церковных проповедников сменили газеты, а затем телевидение и Интернет.

На рубеже Средних веков и Нового времени превращение сословно-представительской в абсолютную монархию укрепило сословные права и городское самоуправление. Если манор стал инкубатором для раннекапиталистической экономики, то абсолютизм в XVII–XVIII веках помог вызреть первым национальным государствам. Тюдоры в Англии, Габсбурги в Австрии и Испании, Бурбоны во Франции строили единые сети дорог и вводили единые системы мер и весов, устраняя внутренние таможенные барьеры. Короли  выпускали единую монету, финансировали академии, школы и университеты, использовавшие универсальную письменность и  формировавшие общее национальное сознание. Династические границы, сдвигавшиеся в Средневековье с каждым династическим браком, сменялись устойчивыми разграничениями национальных экономик – скоординированных хозяйственных организмов. Централизованная королевская власть и администрация обеспечили кристаллизацию национальной идентичности, единого самосознания и исторической памяти.

Средневековые сословия, духовенство, дворянство и торгово-ремесленные корпорации, сменились тремя типами элиты – интеллектуальной, политической и экономической. Королевские политические и правовые гарантии неприкосновенности частной собственности в XIV–XVI веках стали рамками для первоначального накопления капитала – уникального явления в мировой истории. Прото-буржуазия использовала свою организационную автономию для изобретения принципиально новой модели развития, вкладывая накопленные средства в новые производственные активы. Ремесленные цеха подчинялись торговым гильдиям и превращались в мануфактуры с ручным производством и разделением труда. Простое штучное ремесло, ориентированное на единичных потребителей, сменилось массовым производством стандартных товаров.

Внутреннее развитие европейского капитализма стимулировало внешнюю экспансию. Расширенное мануфактурное производство отразилось в экономических теориях меркантилистов, обосновывавших развитие на основании превышения экспорта над импортом, а следовательно, захвата новых рынков. В XVII–XVIII веках буржуазные революции устранили архаические элементы абсолютистских монархий в Англии и Франции, приспособив государственно-политические системы к решению новых задач. Логика европейского феодализма сменилась логикой капитализма, но последовательно требовала внешней экспансии.

Основоположник французского Просвещения Ш.-Л. Монтескье в своей работе «О духе законов» (1748) писал о динамично развивающемся Западе и о застывшем Востоке. К. Маркс увидел в европейской истории три стадии развития или исторические эпохи, которые он назвал общественно-экономическими формациями. Профессор экономики Техасского университета У. Ростоу переосмыслил марксистские классовые дефиниции с точки зрения технологий, как традиционную (аграрную), индустриальную и пост-индустриальную (информационную) стадии развития. Западная Европа последовательно прошла через рабовладение и феодализм к капитализму, а Китай и Индия вместе со своими цивилизационными сателлитами застыли в «ловушке низкого развития» на уровне аграрных технологий.

На мануфактурной (меркантилистской) стадии XVI–XVII веков Испания и Португалия создали первые морские колониальные империи, используя средневековую идеологию Крестовых походов и новые военные технологии. Испанцы в Америке с огнестрельным оружием легко рассеивали армии индейцев с деревянными палицами и топорами из обсидиана. Уничтожение испанцами культуры инков и ацтеков, переплавка произведений искусства в золотые и серебряные слитки можно считать одним из величайших преступлений европейского колониализма. Появившись на торговых путях в Индийском океане, португальцы на своих быстроходных каравеллах с дальнобойной артиллерией были подобны волкам в овчарне. Они легко грабили «нехристей»-мусульман на их неповоротливых парусниках и сжигали прибрежные города.

В XVII веке исторические преемники иберийцев, голландцы и англичане, тоже начали с пиратства, но быстро пришли к выводу о большей выгодности не эпизодических военных грабежей, а долгосрочной экономической эксплуатации. Голландцы начали с создания торговой империи, получая прибыли за счет разницы цен на колониальные товары, пряности, табак, кофе, чай, сахар, у производителей на Востоке и потребителей на западе. Буржуазия создала первые колониальные торговые компании, заинтересовав дворянство в инвестициях в эти рискованные, но прибыльные предприятия. Голландцы остановились на этой стадии, а англичане сумели вложить накопленные средства в переход от мануфактуры к фабрике. Индустриализация, т.е. замена ручного труда машинным, многократно увеличила масштабы производства, удешевила европейские товары и увеличила потребности во внешних рынках. Во второй половине XVIII – начале XIX веков начался переход от меркантилистской к либерально-конкурентной стадии развития западного капитализма.

В это время Британская империя стала первой в мировой истории глобальной империей, сочетающей различные типы колоний и эксплуатации их ресурсов. В Канаде, Австралии и Новой Зеландии, пригодных для европейских переселенцев, возникли переселенческие колонии. В них быстро развивались представительские институты, а затем они трансформировались в доминионы, находившиеся в союзных отношениях с метрополией. В тропических зонах Азии и Африки, где климат был непригоден для европейцев, находились ограниченные военно-бюрократические группы, контролировавшие местное население и обеспечивавшие выкачивание ресурсов.

Скелетом Британской империи стали военно-морские базы, размещенные в геополитических узлах и контролировавшие мировые коммуникации. Гибралтар охранял вход из Атлантического океана в Средиземное море, а Аден – выход из Красного моря в Индийский океан. Сингапур находился в узле коммуникаций, соединявших Индийский и Тихий океаны. Менее важные пункты обеспечивали свободу и безопасность британской коммерции в других регионах. Британцы в совершенстве отработали модель колониальных войн, побеждая своих противников в Азии и Африке за счет превосходства в технологии и мобильности, дисциплины и подготовки войск, в огневой мощи, точности поражения, мобильности и маневренности.

В конце XIX века европейские колониальные державы перешли от либерально-индустриальной к империалистической стадии развития капитализма. В период «империализма фритреда», когда на других континентах было достаточно свободных земель, британцы и их конкуренты из континентальной Европы соглашались на свободную конкуренцию в борьбе за сырьевые ресурсы и рынки сбыта товаров. Когда самые лакомые куски были поделены и начался их передел, европейские империи кристаллизовались и зафиксировали свои границы. Но развитие капитализма невозможно без экспансии, и эта логика неумолимо привела к Первой, а затем ко Второй мировым войнам.

В XX веке в бурных кровопролитных катаклизмах Британская империя развалилась, передав эстафету США, но мировой капитализм выжил, перейдя на глобальную стадию развития [6, c. 19–23]. Индустриальное «фордистское» конвейерное производство сменились «пост-фордистским», основанным на информационных или роботизированных технологиях, но логика европейского капитализма осталась прежней. Капитал сохранил свою сущность самовозрастающей стоимости, открытую К. Марксом. Буржуазия, представленная менеджментом транснациональных корпораций, точно так же, как и директора голландской и британской Ост-индских компаний, хочет неограниченных прибылей и вседозволенности в эксплуатации рабочей силы.

Главным историческим преимуществом европейской цивилизации по-прежнему остается способность к динамичному и скоординированному взаимодействию различных элит. Интеллектуалы и политики всегда умели ограничивать эгоистические аппетиты буржуазии в общественных интересах. После Второй мировой войны класс капиталистов был вынужден отдать часть своих прибылей для формирования «государства всеобщего благосостояния». В 1980–1990-х гг. переход к неолиберальной глобализации, распад СССР и превращение Китая в «мировую фабрику» позволили реконструировать на Западе рыночную экономику и ослабить социальные гарантии для трудящихся классов. Но финансовые катаклизмы 1997–1998 и 2008 годов сделали очевидным предел развития западного капитализма на неолиберальной глобальной стадии. Мировой экономико-экологический кризис поставил в повестку дня поиск новой модели эволюции человечества.  

Выводы.

В XX веке на Востоке разочаровались во многих европейских ценностях. После расистского геноцида и тотальных разрушений в мировых войнах трудно рассуждать о прогрессе, гуманизме и правах человека в их европейском варианте. Экономические успехи Японии, Китая и «малых драконов» Восточной Азии убедительно доказали, что «протестантская этика» М. Вебера не является единственно возможным вариантом мотивации для инновационных экономических моделей. Развитие Европы всегда происходило в режиме внешней экспансии и контроля внешних территорий. В начале XXI века очевидные кризисные явления в США и Европейском Союзе ставят перед западной цивилизацией задачу интенсификации интеллектуального поиска, формирования новой модели развития, но не риторического повторения устаревших формул «свободного мира».