Аннотация. Во второй половине XIX века в России форсированное развитие капитализма привело к резкому росту социального напряжения и обострению политических конфликтов. Вторичная модернизация при ведущей роли государства создавала мозаичную экономику индустриальных анклавов, не связанных с сельским населением. Рыночная логика капиталистического способа производства вступила в непримиримое противоречие с традиционным общинным мировоззрением. Развитие индустриального сектора экономики под государственной протекцией при отсутствии социального обеспечения и неограниченной свободе эксплуатации буржуазией пролетариата создали предпосылки для революций 1905–1917 годов.
Ключевые слова. Модернизация, индустриализация, крестьянская община, реформа П.А. Столыпина, трудовая этика.
Введение. Одной из главных ошибок либеральной интеллигенции в Советском Союзе в период перестройки 1985–1991 годов было обещание построить на развалинах социализма такой же капитализм, как в Западной Европе. Критики тоталитаризма обещали создание «прекрасного нового мира» с кардинальным повышением уровня жизни, ростом материального потребления, с гарантированными политическими свободами и гражданскими правами. «Архитекторы перестройки», получившие образование в советских вузах, слушавшие лекции по политэкономии социализма и научному коммунизму, не подозревали, что экономическая модель Западной Европы, спроецированная в Новое время в Северную Америку, является уникальной и не может быть воспроизведена в других частях земного шара.
Европейская и американская экспансия, основанная на эффективной рыночной экономике и на технологическом превосходстве, сопровождающаяся массированной пропагандой преимуществ западного образа жизни, вызывала в не-западных обществах реакцию отторжения или стремление к подражательству. В первом случае попытки изоляции от внешних влияний вели к краху таких архаических ригидных режимов. Во втором варианте возникали искаженные подобия западных социально-экономических образцов, не имевшие потенциала для самостоятельного развития.
Это хорошо объясняет теория модернизации. В XVI веке капитализм возник в своем историческом очаге, в северо-западной Европе, Нидерландах и Англии. Новый способ производства формировался в режиме первичной модернизации «снизу», методом «проб и ошибок», как инициатива частных предпринимателей, руководителей торговых гильдий и ремесленных цехов. Пройдя стадию первоначального накопления капитала, буржуазия получила социальный статус и политическое влияние, позволившие ей вступить в альянс с наиболее «продвинутыми» группами землевладельческой аристократии. В ходе революций XVII–XIX веков эти модернизированные группы свергли абсолютные монархии и уничтожили противников, сопротивлявшихся капиталистическому развитию [3, c. 19–20].
Уже в XVIII веке в Центральной и Восточной Европе появились признаки вторичной модернизации, т.е. копирования северо-западной модели. Самым ярким примером такого «догоняющего развития» стали реформы Петра I в России. Великий реформатор с помощью предельной государственной централизации, концентрации ресурсов и сверхнапряжения усилий всех сословий осуществил форсированный скачок из ремесленного в мануфактурное производство, одновременно проведя кардинальные преобразования государственного аппарата, армии и образования. Импульс петровских реформ обеспечил поступательное развитие России на целое столетие, позволив выстоять в наполеоновских войнах и принять деятельное участие в реорганизации Европы в начале XIX века. Но затем петровское наследие исчерпало свой ресурс.
Основная часть.
Во время правления Николая I в 1825–1855 годах во всех слоях общества крепло убеждение в необходимости отмены крепостного права, как главного препятствия для экономического развития. Россия все более отставала от Западной Европы, осуществлявшей переход от мануфактурной к индустриальной стадии развития капитализма. В странах первичной модернизации индустриализация шла параллельно с урбанизацией. Рост производительности труда и сокращение рабочей силы в аграрном секторе экономики были условиями и предпосылками ее перетока в индустрию. Обеспечение растущего городского населения продовольствием, а промышленности сырьем требовало интенсификации и товаризации сельскохозяйственного производства.
В первой половине XIX века в России консервировалось аграрное перенаселение и экстенсивное сельское хозяйство. Экономисты отмечали снижение трудовой мотивации и производительности труда крепостных крестьян на барщине, вызывавших общую деградацию помещичьих хозяйств. Крестьяне не хотели кормить своих хозяев, но не могли обеспечить даже себя. Устаревшие орудия труда и приемы обработки земли не позволяли аграрному сектору стать фундаментом развития российского капитализма, но зато увеличивало социальное напряжение. Шеф Третьего отделения Канцелярии Его Императорского Величества (Корпуса жандармов) А.Х. Бенкендорф докладывал царю: «крепостное состояние есть пороховой погреб под государством» [1, c. 43].
Николай I был образцовым просвещенным монархом, но также убежденным «рыцарем самодержавия». Он сделал все, чтобы усовершенствовать крепостничество и устранить злоупотребления дворян в отношениях с крестьянами. Но эти косметические меры были бесполезными без главных преобразований. Не рискнув отменить крепостное право, Николай заплатил за это жизнью. Не выдержав позорных поражений русской армии в начале Крымской войны, царь умер в 1855 г. от простуды (по официальной версии), но при таких трагических обстоятельствах, что в Петербурге появились слухи о его самоубийстве. Военные поражения сделали очевидными техническую отсталость армии и архаичность всей российской экономики.
Александр II начал свои Великие реформы с главного – с отмены крепостного права. Но обнародование «Положений 19 февраля 1861 года» об аграрной реформе вызвало взрыв возмущения крестьян. Используя марксистско-ленинскую схему, можно выделить базисные и надстроечные факторы неприятия крестьянством предложенного царизмом «прусского варианта» развития капитализма. Во-первых, царский манифест радикальным образом отменял только личные формы зависимости крестьян от помещиков, но сохранял все позиции землевладельческой аристократии. Александр II постарался максимальным образом уменьшить экономические убытки для своей классовой опоры – дворянства.
Помещики сохраняли лучшие земли и угодья (леса, пастбища, водоемы), без которых крестьяне не могли вести хозяйство. Малоземелье и перенаселенность русской деревни резко возросли. Но даже за уменьшенные наделы крестьяне были обязаны платить выкуп, который в 1,5–2 раза превышал рыночную стоимость земли. В итоге вместо 544 млн руб. они до 1907 года заплатили 867 млн [1, c. 179]. Кроме того, крестьяне платили более 80 % общего объема прямых налогов, фактически финансируя индустриализацию и другие реформы. Чтобы выжить, крестьяне были должны переходить к интенсивному товарному производству, но не имели для этого ни материальных ресурсов, ни организационных предпосылок. Выкупные платежи и подати оставляли их без средств для покупки новой техники, удобрений и т.д., а община блокировала частную инициативу.
В отличие от Западной Европы в России сохранилась коллективистская организация крестьянства, тормозившая развитие рыночных отношений в деревне. Рациональные проекты капиталистического развития были несовместимы с архаическим мировоззрением сельского населения. Для русского крестьянства земля была не экономическим ресурсом и товаром, а воплощением всех ценностей, основой права на труд и основным смыслом жизни. Мать-земля воплощала мистическую связь с окружающим миром и Правду, как дар Божий. Именно поэтому крестьяне не поверили в царский манифест, вводивший институты частной собственности, аренды и купли-продажи земли. Для них это была Кривда, т. е. ложь дворян, обманувших царя. Народные бунты в 1861 году были борьбой за Правду, т. е. за жизнь без дворян-паразитов и торговцев-кровопийц, но с царем-батюшкой. Войска подавили волнения, но проблема осталась нерешенной [5, c. 11–18].
После отмены крепостного права развитие капитализма в России проходило в режиме форсированной вторичной модернизации. Государство владело 1/3 земли и 2/3 лесов, 2/3 железных дорог, 7/8 телеграфных линий, основными горными предприятиями и месторождениями полезных ископаемых Министерства и ведомства играли роль главных источников инвестиций в промышленность и инфраструктуру, активно привлекая иностранные займы. После искусственного торможения индустриализации в первой половине XIX века сработал эффект сжатой пружины. Темпы экономического развития многократно возросли. В 1861–1891 годах выплавка чугуна возросла в 3 раза, добыча угля в 16, а нефти более чем в 1000 раз. В 1861–1903 гг. протяженность железнодорожных путей увеличилась с 1,5 до 50 тыс. верст, а количество фабрик и заводов в обрабатывающей промышленности с 3 до 9 тысяч [1, c. 54, 75].
Но российский капитализм оказался ухудшенной версией европейского «дикого капитализма». Главным признаком вторичной модели развития является мозаичность экономики. Северо-западный, Центральный, Южный (Донецкий) и Кавказский (Бакинский) промышленные районы с передовыми предприятиями находились в окружении сельских общин с традиционным образом жизни и архаичными представлениями об окружающем мире. Российский капитализм возник, как система монополизированных компаний, нуждающихся в защите и опеке государства. Дефицит капитала тормозил организационное развитие синдикатов и трестов. Предприниматели из крестьян и мещан, выросшие в коллективистской патриархальной общинной среде, не имели привычки к риску, с трудом ориентировались в новых рыночных условиях. Российская бюрократия, тесно связанная с дворянством, очень плохо помогала буржуазии в освоении новейших форм организации.
В Западной Европе на рубеже Средних веков и Нового времени ремесленные цеха постепенно и последовательно трансформировались в мануфактуры, а затем в фабрики. Личные связи между мастерами и подмастерьями превращались в формализованные отношения между работодателями-капиталистами и пролетариями. В период первоначального накопления капитала и индустриальной революции государство не вмешивалось в отношения промышленных классов. Буржуазия использовала этот период для самой жесточайшей эксплуатации наемного труда, не помышляя ни о каких социальных гарантиях. Работа Ф. Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» (1845) стала одним из самых ярких и полных описаний тяжелейших условий работы и жизни трудящихся в колыбели европейского капитализма.
Во второй половине XIX века положение рабочего класса в Западной Европе стало быстро улучшаться. После революционной волны 1848–1849 гг. аристократы-консерваторы, профсоюзы и социал-демократические партии сумели внушить буржуазии, что лучше поступиться малым, чем потерять все. Страны Западной Европы, Великобритания, Франция, Бельгия, получали дополнительные доходы из своих колониальных владений, используя их для развития социальной инфраструктуры, здравоохранения и образования. В городах исчезали трущобы, а рабочие переезжали в относительно комфортабельное жилье. В Центральной и Южной Европе ситуация была похуже, но они также трансформировались в едином европейском пространстве.
В Новое время Российская империя развивалась в ином алгоритме. Главным мотивом экспансии было не получение прибыли от эксплуатации колоний, а обеспечение безопасности внешних границ. Во второй половине XIX века завоевание Центральной Азии и освоение Дальнего Востока приносили не доходы, а убытки. Массированные государственные инвестиции в центральных промышленных районах и на национальных окраинах приводили к перенапряжению финансовой системы и росту инфляции. Ни государство, ни буржуазия не имели свободных средств для вложений в социальную сферу и повышения уровня жизни рабочих. Казалось, что безбрежное крестьянское море было неисчерпаемым резервуаром дешевой и неприхотливой рабочей силы. Но так только казалось.
В России, как и в других странах вторичной модернизации, форсированная индустриализация происходила в крайне жестких формах. Вчерашние крестьяне-отходники и кустари-ремесленники оказывались на предприятии с 12–14-часовым рабочим днем, с конвейерным машинным производством, где нужно было подчиняться технологической дисциплине, и где на первых порах отсутствовала какая-либо техника безопасности. Человек из сельского или городского дома в фабричном цеху больше не мог распоряжаться собой и своим временем, оказываясь винтиком в огромном беспощадном механизме. Это был тяжелейший социальный и психологический переход, сопровождавшийся сильнейшими стрессами. Буржуазия отказалась от физического принуждения к труду, заменив его экономическими санкциями. За малейшее нарушение трудовой дисциплины рабочий отдавал часть своей зарплаты в виде штрафов. Это была суровая, но необходимая школа, которая в Европе была растянута на два столетия, а в России оказалась спрессованной в несколько десятилетий.
В сравнении с европейской урбанизацией в России произошла псевдо-урбанизация. Рабочие в городах оставались тесно связанными с родственниками в деревнях и на новом месте жительства сохраняли прежние архаичные формы поведения. Новые заводы часто строились за пределами городов, где была свободная рабочая сила. В 1902 году 57 % промышленных предприятий размещались в сельской местности, где население не имело культуры городской жизни. Денежная зарплата заменила урожай, выращенный на земле, но традиционное сознание оставалось прежним. Рабочие из вчерашних крестьян видели в капиталисте не предпринимателя, создавшего фабрику своим умом, энергией и поэтому имевшего законное право на свою часть прибыли, а хозяина или «барина», несправедливо присваивавшего большую часть продукта, созданного общими усилиями. Максим Горький в своих произведениях прекрасно описал парадоксы российского капитализма, в котором стремление к заработку, от которого зависело удовлетворение насущных потребностей рабочего причудливым образом сочеталось с ненавистью к жизни, в которой деньги стали играть главную роль.
Катастрофические поражения в войне с Японией в 1904–1905 годах стали не только важнейшей предпосылкой революции, но и катализатором развития капитализма. Глава правительства П.А. Столыпин поставил задачу активизации инициативы и предпринимательства, внедрения новейшей агротехники и роста товарного производства в сельском хозяйстве. 9 ноября 1906 г. Николай II подписал указ, разрешавший передачу крестьянам общинных наделов в личную собственность. Законы 14 июня 1910 и 29 мая 1911 годов окончательно разрушили общину [2, c. 134–178]. Аграрная реформа П.А. Столыпина довела конфликт российского капитализма и традиционных сельских «миров» до логического предела. Крестьянское большинство отождествляло выходивших из общины «кулаков» со своими вековыми врагами – дворянами, называя их «чумазыми помещиками». Во многих губерниях эти «свободные фермеры» могли пахать землю только под полицейской охраной. И крестьяне, и рабочие испытывали сильнейшее желание взять в руки дубину и сокрушать все.
Выводы. Во второй половине XIX века форсированное развитие капитализма в России привело к системному кризису государственно-политической системы. Отмена крепостного права уравняло крестьянство с другими сословиями в гражданских правах, но не дало экономических средств для интенсификации сельского хозяйства. Абсолютистская монархия продолжала эксплуатировать крестьянство, обеспечивая инвестиции в развитие промышленности и транспортной инфраструктуры. Российский капитализм возник в тесной зависимости и под опекой государства. Централизованная экономическая политика привела к появлению мозаичной системы, сочетавшей высокотехнологичные индустриальные анклавы и сельскую периферию. Аграрная реформа П.А. Столыпина ликвидировала общину и еще сильнее ухудшила положение основной массы малоземельного крестьянства. Обострение социально-экономических и политических конфликтов стало главной предпосылкой первой буржуазно-демократической революции 1905–1907 гг.
Список источников
Список источников
1. Генеральная репетиция Великого Октября. Первая буржуазно-демократическая революция в России. М.: Издательство политической литературы, 1985.
2. Дубровский С.М. Сельское хозяйство и крестьянство России в период империализма. М.: Наука, 1975.
3. Зарин В.А. Запад и Восток в мировой истории. XIV–XIX вв. М.: Наука, 1991.
4. История СССР с древнейших времен до наших дней. М.: Наука, 1968. Т. V.
5. Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России: Период феодализма. М.: Наука, 1977.
6. Рындзюнский П.Г. Утверждение капитализма в России. 1850–1880 гг. М.: Наука, 1978.
7. Яцунский В.К. Социально-экономическая история России XVIII – XIX вв. Избранные труды. М.: Наука, 1973.