СМЫСЛЫ И ПАРАДОКСЫ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ:

П. Я. ЧААДАЕВ

Известно, что славянофилы считали Россию самобытной уникальной цивилизацией – наследницей Византии, а западники критиковали ее отсталость, отстаивали идеи прогресса, свободы, независимости и считали необходимым культурную интеграцию с Европой. Так или иначе, речь идет о выборе пути и формулировании концептуального видения истории. Первоначально обе эти позиции были прочерчены в трудах П.Я. Чаадаева. Философ не только сформулировал свое отношение к России, но в своем творчестве представил достаточно стройные онтологию, антропологию и историософию.

В истории русской философии фигура П.Я. Чаадаева является одной из центральных и ярких. Будучи еще молодым офицером лейб-гусарского полка, воспитанником князя Щербатова и графа Толстого, другом А. С. Пушкина за таланты и успехи он был отмечен Императором Александром I. Все пророчили ему блестящую карьеру.

Трехлетнее путешествие по Западной Европе, начавшееся в 1823 году, а также знакомство и общение с Шеллингом произвели на П.Я. Чаадаева серьезное и мощное впечатление, заронив в его сознание прозападные и католические позиции. Кроме того, Чаадаев симпатизировал декабристам и возможно был членом Северного общества. События декабрьского восстания и последующие реакционные репрессии глубоко переживались философом и послужили поводом для обнародования собственных взглядов.

П.Я. Чаадаев к 1830 году пишет свои «Философические письма», в которых конструирует свою философскую систему и учение о бытии и познании. В 1833 году цензурный комитет не дает разрешения к публикации. Работу удается опубликовать лишь в 1836 году в 15 номере либерально настроенного журнала «Телескоп». После этой публикации журнал был закрыт.

В своем творчестве П.Я. Чаадаев демонстрирует способность к построению стройной мировоззренческой теории. При этом системной концепции у него скорее нет. Однако он проявил талант к умению четко, ясно и вместе с тем афористично формулировать идеи и тезисы, которыми эпатировал и интриговал интеллектуальный российский бомонд.

Скандал и шум от публикации были грандиозными. По меткому выражению А. И. Герцена она была подобно «выстрелу среди ночи», возвещавшему последний рубеж: «…тонуло ли что и возвещало свою гибель…». Возможно, Чаадаев сказал нечто, что висело в воздухе и было популярным, но никто сказать не решался.

Онтология и историософия

Философские концепции П.Я. Чаадаева, как уже отмечалось, вряд ли можно назвать по-гегелевски целостными. Тем не менее его антропология, историософия и метафизика достаточно тщательно разработаны, носят неповторимый авторский почерк и стиль.

Итак, единство Вселенной, как и процесса мировой истории, создает и обеспечивает некое Высшее сознание – Духовная сущность мира (это не Бог Отец, но неоплатоновская Душа мира, подчиненная Божественной воле). Для общности людей сие всечеловеческое сознание проявляется во времени и пространстве. Данные атрибуты появились после грехопадения и являются универсальными характеристиками человеческого бытия и сознания.

В человеке присутствует как природное, так и надприродное (высшее) начало. Это два разных полюса. Один не сводится к другому. Чаадаев, как и Гегель, отрицал эволюцию, говоря о том, что от животной к высшей природе не может она иметь место быть. Антропология – это прежде всего анализ высшего в человеке. В. Зеньковский определил этот подход как супранатурализм – разведение природного-эмпирического (низшего и пагубного) и высшего сверхэмпирического «Я». Посредством последнего человек способен к логическому, аналитическому мышлению, нравственности и богопознанию. Способен открывать законы мироздания: «Закон только потому и закон, что не от нас исходит, истина потому и истина, что она не выдумана нами» [5]. Высшее начало в нас отнюдь не врожденно, оно формируется посредством социального взаимодействия. А именно через общение с другими. Общении построенном, прежде всего на христианстве и его принципах. Тем самым сознание субъекта формируется благодаря языку и общению. Это, основанный на индивидуальной свободе, субъективный, созданный разум. Он есть лишь отражение Божественной силы и внешне формируется через приобщение к религиозной традиции. Социальная организация церкви является главной исторической силой цивилизации. Традиция передает действие Божественного. В процессе передачи знания она незаменима, в ней сконцентрирован опыт веков и поколений. «Всякий отдельный человек и всякая мысль людей связаны со всеми людьми и со всеми человеческими мыслями, предшествующими и последующими».

Чаадаев пишет: «…каждый из нас – участник работы сознания, которая совершается на протяжении веков… и если я постигаю всю осязаемую материю как одно целое, то я должен одинаково воспринимать и всю совокупность сознаний как единое и единственное сознание». Каждый человек приобщен к общечеловеческому сознанию и является одновременно его приемником и работником. Высшим выражением этого в личности является христианская святость. В таких людях чистые идеи сохраняются в чистоте и цельности. Христианство для Чаадаева имеет не только индивидуальную, но и историческую значимость. Это «божественная вечная сила, действующая всеобщим образом в духовном мире» [3]. Однако человек не всецело сводится к социальному, у него есть индивидуальное и свободное начало. Этой свободой он может серьезно злоупотреблять. Христос Спаситель – есть ориентир правильного ею распоряжения. Добровольного следования истине не по закону, но по благодати. Качество человека определяется с одной стороны преемственностью к опыту общественного (Высшего) сознания, с другой –его умственными способностями и остротой нравственного, интуитивного видения.

Для народов, исповедующих христианство, Высшее сознание действует через церковь и закон. Народы имеют собственную неповторимую историю, как отдельный человек обладает своей собственной биографией. В сотворенной вселенной заложена возможность несоблюдения закона и отпадения от него. Это и есть сущность свободы. Она способна как объединять так, и разрушать всемирную гармонию.

Именно христианству, научившему видению Добра и Зла, обязаны западные народы своим успехам в области как духовного, так и материального прогресса.

История народов – по природе религиозна и провиденциальна, ею управляет Высшее начало. В ее процессах происходит воспитание человеческого рода. Смыслы истории имеют цели, которые скрыты от человека, они как бы «остаются в тени», поэтому описательная история неточна и искажена. Прогресс, как нравственный, так и материальный – является наиболее желательным результатом в историческом процессе, однако он не всегда и не везде воплощается, и осуществляется.

Отношение к России

Российская тематика у П.Я. Чаадаева занимает важное положение в его философии. В целом отношение П.Я. Чаадаева к России следует характеризовать как амбивалентное. С одной стороны, он ее критикует, подмечая ряд негативных черт в характере народа, отличных от западноевропейских этносов. История России изначально с момента приглашения варягов на царствование, по мнению П.Я. Чаадаева, «не удалась». Культурная жизнь в стране не развивалась и осталась в итоге бездуховной. Исторический путь страны был трудным. Его характерной чертой является «прерывистость». Результатом ее стала «духовно-нравственная глухота», «немота» и «отсутствие воли к смысловой бытийной рефлексии» у большинства населения, а также подражательный и заимствованный характер культуры. В России – считал (ранний) Чаадаев – нет никаких «собственных оригинальных идеей». Кроме того, у русского народа есть склонность уповать лишь на авторитет власти, и отсутствует независимое от – не общественное мнение. В результате в народе царит удушливая атмосфера лицемерия и фальши.

При этом в существовании России есть некая существенная своеобразность и даже аномальность. «…Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и история человеческого духа, приведшие его во всем остальном мире к его современному состоянию, на нас не оказали никакого действия…» [4].

Чаадаев, особенно на ранних этапах своего творчества обращает внимание именно на отрицательные качества русскости и русских. Он буквально одержим критикой всего национального: «Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы как бы чужие для себя самих. Мы так удивительно шествуем во времени, что, по мере движения вперед, пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной. У нас совсем нет внутреннего развития, естественного прогресса, прежние идеи выметаются новыми, потому что последние не происходят из первых, а появляются неизвестно откуда. Мы воспринимаем только совершенно готовые идеи, поэтому те неизгладимые следы, которые отлагаются в умах последовательным развитием мысли и создают умственную силу, не бороздят наших сознаний. Мы растем, но не созреваем… Мы подобны тем детям, которых не заставили самих рассуждать, так что, когда они вырастают, своего в них нет ничего, все их знание поверхностно, вся их душа вне их. Таковы же и мы» [4].

Какие-либо позитивные народные качества или национальные достижения раннего П.Я. Чаадаева не занимают, его исследовательский интерес сосредоточен в значительной мере на поиске недостатков и нереализованных возможностей. «…Раскинувшись между двух великих делений мира, между Востоком и Западом, опираясь одним локтем на Китай, другим на Германию, мы должны бы были сочетать в себе два великих начала духовной природы – воображение и разум, и объединить в нашей цивилизации историю всего земного шара. Не эту роль предоставило нам провидение. Напротив, оно как будто совсем не занималось нашей судьбой… [4]». 

Ошибкой русских, по мнению автора, является то, что мы приняли Восточно-Византийскую линию христианства и это облекло нас на отсталость и изолированное от других европейских народов существование. Чаадаев всячески преклоняется перед Западной Европой, восхищается ее социальными порядками, правовой системой, гражданской идеей справедливости и свободы. Он критикует жесткое самодержавие, крепостное право в России. Благоговеет перед идеями просвещения и прогресса.

Надо отметить, что глубина мысли Чаадаева была понята немногими, как и немногие читали его философические письма. Общественное мнение о нем складывалось по преимуществу через слухи и стереотипы, оставшиеся от его нашумевшей публикации. В то время как другой стороной видения России у Чаадаева является некая надежда и вера в необходимость ее существования. Возможно, мы многого не понимаем – считал он, – истина трансцендентальна и настоящая реальность субъекту не доступна. Автор, в анализе национальной культуры отнюдь не демонстрирует какого-либо злорадства и осуждения. Кроме того, он не столь категоричен и суров, как о нем думали и думают его прошлые и нынешние критики: «Мы жили и сейчас еще живем – пишет Петр Яковлевич – для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам…» [4]. Чаадаев так же достаточно лоялен по отношению к православной церкви и советует, придерживаться всех ее правил и обрядовости, а также упрочняться в послушании. «Это делать правильно и соответствует духовным практикам и в целом развитию».

В Апологии сумасшедшего (в 1837 году труд так и не был завершен и частично опубликован лишь в 1928 году) Чаадаев существенно смягчает собственный критический тон и пишет о том, что русские «не скованы окаменелыми формами жизни, полны свободы духа» [5] необходимого для выполнения некого провиденческого предназначения – «великих задач будущего» несомненно, стоящих перед народом. То, что Россия, занимает особую нишу, отличную от Европейской цивилизации и как бы прибывает «вне времени и пространства» не случайно, но имеет смысл. А православие, отнюдь не «отсталое и консервативное», но еще и способно придать жизнь католичеству, оживить его и помочь решить имеющиеся на Западе проблемы. В церкви существует нравственная сила – сила единства. Россия обладает потенциалом для «ускоренного развития за счет учета не только положительного, но и негативного опыта Европы» [5]. Чаадаев первым показывает ряд преимуществ для стран, находящихся вне области цивилизации передовых Европейских государств. Для реализации этих преимуществ, в том числе Россия, должна быть преобразована.

Несмотря на то, что взгляды философа претерпевали изменения, Чаадаев был всегда верен идеям просвещения, прогресса и свободы, а в конце жизненного пути верил в «Грядущий час России» и ее историческую миссию. В философских изысканиях любой серьезный автор характеризуется как «ранний» и «поздний». Декларации и представления раннего Чаадаева не дают полной картины его философских взглядов. Однако по понятным причинам именно эти идеи Чаадаева были крайне неприятны российским гражданским властям, церкви и широкому кругу национально-настроенной интеллигенции. Первым жестким критиком стал управляющий департаментом духовных дел иностранных исповеданий Ф.Ф. Вигель, он писал: «в богомерзкой статье нет строки, которая бы не была ужаснейшею клеветою на Россию, нет слова, кое бы не было жесточайшим оскорблением нашей народной чести» [1]. 

Чаадаева обвинили в революционных взглядах, он был объявлен сумасшедшим, ему предписывался домашний арест и полицейский надзор с силовыми принудительными мерами. Их философ ощущал всегда, даже будучи во многолетней деревенской глубинке, учрежденный над собой тайный надзор и пристальное внимание Тайной канцелярии и полиции.

***

П.Я. Чаадаев безусловно являлся европейски ориентированным интеллектуалом, в начале своего творчества очарованным Европой и ее просвещенческими ценностями. Он поставил ряд важных социальных и мировоззренческих вопросов, так или иначе ставших поводом для формирования дальнейших политических и философских взглядов в России. В целом П.Я. Чаадаев мыслит в русле философии просвещения, то есть вполне рационально. Он был одним из замечательных авторов, постулирующих религиозно-христианское понимание истории. Его откровенная критическая позиция послужила триггером для широкого философского дискурса между западниками и славянофилами. Биография и личность философа, по сути, представляет обе эти позиции. Философия Чаадаева является яркой попыткой национальной саморефлексии.

Надо отметить, что видение России через противопоставление Европе выглядит несколько утрированным и даже утопичным. По антропологическому и культурному типам между Западной и Восточной Европами сходства, пожалуй, больше, нежели различий. Обе части света включены в проект Модерна, во всяком случае цивилизационный тип очень схож. Возможно, здесь молодому автору не хватало интегративного видения. Относительно позднего Чаадаева примечательно высказывание О. Э Мандельштама «Чаадаев был первым русским, в самом деле, идейно, побывавшим на Западе и нашедшим дорогу обратно…». Тем самым Петр Яковлевич с одой стороны – противоречив и парадоксален, однако с другой достаточно последователен. Он первый духовный эмигрант, духовно же вернувшийся домой.