Постчеловек в контексте новой системы глобального управления

1. От старого Вавилона – к новому Вавилону

В истории человечества было немало завоевателей, которые смогли захватить огромные территории, создать могущественные империи, но мирового господства так никому достичь и не удалось. Во многом это было обусловлено спецификой человеческих сообществ, а конкретнее – их языковыми, национальными, этническими, культурными различиями. Кстати, языковой фактор здесь является немаловажным. В библейской книге бытия есть известная история о строительстве Вавилонской башни и о том, как Бог смешал языки. Это древнее сказание очень интересно именно в геополитическом смысле, потому что здесь, в подтексте, единое человечество бросает вывоз самому Создателю – строя свою горделивую башню: «На всей земле был один язык и одно наречие. Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там. И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли» (Быт. 11:1-4).

Смешав языки, Бог создает племена и народы, занятые больше междоусобными конфликтами, чем общей богоборческой целью. Соответственно, больше в Библии нет упоминаний о том, что человечество жило в формате «единого государства». То есть перед нами – очень интересная параллель с тем миром, которые сегодня строится в рамках глобализации. Эта концепция предполагает мир без границ, свободную торговлю, единое информационное и – хоть на этом и не заостряется внимание – единое языковое и культурное пространство.

Сегодня даже в бытовом обиходе слово «Вавилон» используется в значении – глобализованный мир. Особо негативное толкование данному образу-символу дается в библейском Откровении Иоанна Богослова. Это

иносказательное выражение из библейской книги, по некоторым толкованиям, значит общемировое государство, царство зла, низшая точка падения мировой цивилизации – в духовном смысле, конечно. Показателен также образ «вавилонской блудницы» из того же Откровения. Иерей Геннадий Фаст так трактует его: «Великая блудница – это не что иное, как великий город царства антихриста, средоточие богоборчества и нечестия» (1).

Таким образом, одно из самых ранних событий в Библии (вавилонское столпотворение) смыкается с позднейшим – созданием «нового Вавилона» в последние времена, перед Вторым пришествием. И если в книге Бытия вавилонский сюжет со смешением языков может быть прочитан как своеобразная «антиглобализация», то Вавилон второй – это уже нечто глобализационное.

Впрочем, в русской культуре Вавилон может быть и нейтральным словом, обозначающим нечто густонаселенное. Ср. в посвященном Еревану стихотворении «Ах, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло…» Осипа Мандельштама: «Ах, Эривань, Эривань! Не город – орешек каленый, / Улиц твоих большеротых кривые люблю вавилоны». Со всей очевидностью, здесь Вавилон – нечто экзотическое, погруженное в древнюю историю цивилизаций. Но, однако, смыслы, связанные с глобализацией, в этом образе не утрачиваются. Поэтому сегодня Вавилон остается символом некоего глобального надгосударственного образования, обладающего исключительной мощью.

2. Американский и Британский опыт глобализации (и колонизации)

Современными «Вавилонами», со всей очевидностью, стали Американская (США) и Британская империи. Причем каждая из них к мировому господству шла своим путем. Например, в США технология стирания границ между нациями, культурами, языками была обкатана в таком эксперименте, который социологи назвали «плавильным котлом цивилизаций» – речь идет о создании единой, хотя и многообразной, американской нации. Считается, что сам термин был предложен только в начале ХХ века (одноименная пьеса драматурга Израэла Зангуилла), сама концепция реализовывалась не одно столетие до этого. И действительно, апологетам этого социального переустройства многое удалось. В первую очередь речь идет о лингвистической картине мира американцев, которая сформирована английским языком. Однако со смешением наций дело обстояло сложнее: многие этносы веками жили в Америке, не теряя связи с исторической родиной и не растворяясь в американском «плавильном котле». Как отмечает социолог Зоя Чертина: «Вместо здоровой тенденции этнической интеграции в обществе усилилась противоположная тенденция – подозрение друг к другу, нетерпимость и этническое обособление» (2).

Тем не менее, эта концепция не потеряла своей актуальности в контексте глобального управления. Только века ее «непосредственной реализации» выявили ряд проблемных зон, который в случае с США не позволили полностью растворить расы, этносы и культуры друг в друге. Существующий сегодня на планете человек пока не готов к новому миру, который управляется из единого центра, не готов полностью расстаться со своей государственностью, ментальностью, историческими традициями. Именно эти факторы во многом и не позволяли существовать крупным империям в течение продолжительного времени: слишком сильна центробежная социальная сила окраин, подчиненных военно и административно, но не подчиненных ментально.

Это очень хорошо показала история с падением Британской империи, которая распалась во многом из-за репрессивного способа «осваивать пространство». Показательно здесь, например, восстание сипаев, утопленное в крови. Британцы, правда, сделали некоторые уроки из произошедшего, постарались распространять свое влияние на колониальные территории более мягко. В основном, это заключалось во встраивании местных элит в британскую культурно-языковую «повестку». Например, дети местной знати получали образование в Британии, на английском языке, впитывали «колониальную» культуру, чтобы впоследствии стать проводниками британского влияния. Таким образом, «в конце XIX и в первые десятилетия XX в. Британская империя выступала в качестве первоначального ядра формирования глобализационных процессов» (2). Однако конец Британской империи известен: в течение ХХ века большинство внешних территорий обрело независимость, некоторые из них стали к тому же политическими оппонентами бывшей метрополии. Некоторые исследователи считают, что Британия перестала быть империей после Суэцкого кризиса 1956-1957 годов.

Таким образом, западная цивилизация, которая сегодня стремится к мировой гегемонии, накопила большой аналитический массив данных в контексте глобального управления, в частности, это данные по вопросу антиколониальных движений и противодействия им. Нет сомнений, что «работа над ошибками» проделана. Соответственно, для упрочения своего доминирующего положения в мире коллективный Запад изменил стратегию. Важнейшим фактором построения новой цивилизации является создание человека нового типа, управлять которым будет куда проще, чем предыдущим Homo sapiens. 

3. К человеку нового типа

Очевидно, что глобальному Западу сегодня требуется новый «плавильный котел цивилизаций», который сможет «выплавить» человека нового типа. Этот «постчеловек» должен быть культурно, интеллектуально, ментально, психически и даже биологически новым существом, потому что «старое существо», как показала история, плохо поддается глобализации. Концепция «постчеловека» во многом смыкается с концепцией «сверхчеловека», которая известна, в первую очередь, по трудам Фридриха Ницше. Ученый-философ Людмила Сидоренко отмечает: «Ницше выдвигает фактически совершенный желательный и “правильный”, как он утверждает, путь человека-творца сильной и экстраординарной личности, обладающей сверх-способностями. Остальные менее способные и неодаренные (толпа) – всего лишь средство, “мостик” для ее восхождения на Олимп. Простой человек – это мимолетный образ, “болезнь Земли”, “в своей основе есть нечто ошибочное”. То, что эти несовершенные существа должны быть “преодолены”» (4).

И если воззрения Ницше можно назвать «тёмной» версией мифа о новом человеке, то в философии существует и его «светлая версия». О новом человеке в контексте такого понятия, как «ноосфера» рассуждали известные русские мыслители А.Л. Чижевский, К.Э. Циолковский, В.И. Вернадский, их часто называют «русскими космистами». «Ноо» – с греческого переводится как «разум», идея ноосферы заключается в особом «симбиозе» человеческого и природного, такая стадия человеческой эволюции, когда разумная деятельность Homo sapiens становится определяющим фактором существования окружающего мира. Добрая воля и создающий разум человека преображают как самого человека, так и мир вокруг него. Это особый тип «постчеловека», который обрел гармонию с собой и окружающим его пространством. Правда, Русский космизм нередко критикуется из-за его утопичности и, по мнению некоторых исследователей, «ненаучности».

В любом случае, два указанных типа человека сходны тем, что наделены новыми способностями, тем, что смогли преодолеть косную «сапиентную» природу. То есть перед нами, по сути, новая антропология, где на место слабому и неразвитому существу приходит некий полубог, который наделен новыми знаниями и качествами. Переход к новому типу часто связывают даже не с эволюцией человечества как биологического вида, а именно что с революционным скачком. И тому есть технологические обоснования: именно на стыке ХХ и XXI веков человечество совершило невиданный технологический прорыв, многие футурологи считают, что развитие технологий будет экспоненциальным. Соответственно этому будет развиваться и новый тип Homo sapiens.

Процесс движения к постчеловеку – стадиальный. И между современным Homo sapiens и постчеловеком есть промежуточное звено – трансчеловек («транс-» – от слова «трансформация»). Главное в нем – волевая устремленность к новому облику, готовность преодолеть свои ментальные, поведенческие границы, чтобы получить новые свойства, новый статус, а по сути – новую онтологию.

Некоторые исследователи связывают концепцию трансчеловека (и соответствующую ему идеологическую «подложку» – трансгуманизм) с глобализацией. Ее основными факторами становится свободное перемещение капитала, трудовых ресурсов, информации, соответственно, стирание государственных границ (то, что мы сегодня видим, допустим, в Европе). Важен и языковой фактор: мир всё больше переходит к общению на английском языке, во многих странах он активно замещает собой национальные наречия. Традиционная культура должна быть заменена культурой потребления, под которую создается в том числе и определенное аксиологическое пространство (усилиями традиционных СМИ, Интернета и т.д.). Национальность и религия не должны быть определяющими факторами при становлении человека, они должны явиться лишь некоей «частной особенностью», которая не может поколебать ключевые ценности новое мира. А среди них: преобладание частной жизни над коллективными интересами, стирание этнических особенностей, либерализация общественных отношений, новая этика (например, разрешение на эвтаназию) и т.д. – то есть всё то, что облегчает глобальное управление: человек без жесткой идентичности, космополит-гедонист, очевидно, более удобен для социально-политических манипуляций, особенно если ему обеспечен высокий уровень комфорта.

Но главное здесь в том, что глобализация должна выковать сознание нового типа. Однако уже сегодня говорится, что на этом формирование постчеловека не может быть завершено. Должна быть изменена и биология человечества как вида. Исследователь Любовь Моторина отмечает: «В научной и научно-фантастической литературе существует иное понимание постчеловека как человека более отдаленного будущего, когда его биологическая природа в результате развития новых технологий будет модифицирована самым кардинальным образом, вплоть до разрушения основных антропологических констант, и такого человека уже нельзя будет считать человеком в современном смысле этого слова» (6). А это – создание новых органов, внедрение имплантатов, клонирование, вмешательство в гены… – вплоть до перенесения человеческого сознания в компьютер. Всё это пока кажется фантастикой, однако технологии развиваются так быстро, что то, что казалось невозможным еще вчера, сегодня уже активно реализуется. Поэтому концепция «постчеловека» вряд ли потеряет свою философскую и антропологическую актуальность в ближайшем будущем.