Антропология страсти в Христианстве

Страсти – термин многозначный. Его возможное понимание базируется на различных онтологических и гносеологических основаниях и рассматривается в религиозной и психологической парадигмах. В настоящей статье мы рассмотрим религиозный контекст понимания данного термина в христианстве. Будет освещена природа страсти, ее происхождение, виды и способы религиозных практик по обузданию страстной природы человека.

В авраамической религиозной традиции страсть рассматривается, по преимуществу, как разбалансировка души, ее греховная зависимость и болезнь. Именно греховная (ошибочная), поскольку страсть лишает человека самообладания, склоняет к порочности, нарушению заповедей и неминуемо приводит к страданию. Естественная энергия жизни при страстности как бы двигается против природы, разделяя человека с его Творцом. При своей крайней степени страсти уводят человека в погибель не только телесную, но и душевную. Борьба со страстями, осознание собственной испорченности – залог спасения души, а в иудаизме еще и исправления тварного мира.

Страсть (πάθος) в широком смысле определяется как претерпевание чего-либо и деятельность, подвластной разуму неразумной части души. Один из основных аспектов христианской жизни предполагает преодоление страстей и победу над ними.

Человеческие страсти – не просто недостатки, страстность носит онтологический и экзистенциальный характер. Некогда человек был бесстрастным, или точнее сказать, его вожделенная часть души находилась в гармонии с Божеством. Противоестественное состояние души связано с метафизическим актом грехопадения, после чего человек приобретает смертность, тленность и страстность. Некоторые из святых отцов считают, что страстность была свойственна человеку и до грехопадения, однако природа была совершенно другой, подвластной разуму.

Так или иначе в нынешнем своем состоянии после грехопадения человек обречен болеть и стареть, неминуемо должен пройти через смерть, а во время жизни быть обуреваемым страстями. Греховность так усвоилась нам, так слилась с существованием нашим, что отречение от нее стало отречением от себя, гибелью души своей [1]. После грехопадения в нынешнем своем состоянии любой человек подвержен страстям даже против своей собственной воли. Именно поэтому он грешен. Даже святые не без греха: «Как написано: нет праведного ни одного, все согрешили и лишены славы Господней» [2]. Природа греховной испорченности, пока мы живем в этом мире, имеет над нами тотальную власть. Вопрос только в ее силе.

Борьба со страстями в христианстве возможна через принцип синергии. Сам человек без «искупительной жертвы» Спасителя Иисуса Христа не в состоянии справиться со своей онтологической испорченностью, поэтому ему необходимы таинства, прежде всего евхаристическое таинство причастия, аскеза и молитвы, дабы Божество явило на нем милость свою. Такова догматика искупительной жертвы: «Ибо не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех» [3]. Однако собственные усилия человека никак не отменяются – вера, следование заповедям и подвиг обязательно необходимы. Человек, независимо от его актуального состояния, эмоционального и интеллектуального качества, должен очищать свое сердце от скверны, молитвенно внимая Христу Спасителю, искать помощи у Бога и тщательно следить за помыслами. Так в его душе постепенно созидается храм третьей ипостаси Божества – Святого Духа.

Спасение души и переход (пасха) в другое, более светлое онтологическое качество, возможны через синергию божественных и человеческих усилий. Это очень непростой и долгий процесс: «Чтобы из семени выросло дерево и дало плоды, надо время; чтобы переквасить ветхого человека новой закваской – надо еще больше времени и труда. Насильно ускорить процесс нельзя, можно только повредить искусственными мерами. Господь же знает, что полезно и нужно человеку, ищущему подает это даже вопреки желанию, так как человек часто ошибочно желает не того, что ему нужно в данное время» [4]. Только по мере длительного аскетическо-молитвенного очищения через таинства, при помощи благодати страсти постепенно меркнут. Это работа на десятилетия, а, по большому счету, и всей жизни. Однако даже победа над страстями не означает полного их искоренения, даже «бесстрастие святого» не есть отсутствие в нем страстей, но скорее их определенного рода неподвижность.

Через благодать Духа Святого, стяженную длительным и упорным трудом, человек способен, оставаясь тварным и страстным по природе, стать Богом по благодати. Неподвластным человеческому разуму образом, через Божественное провидение и промысел, страстные силы души способны как бы направить через страдание и сострадание человека к святости, после чего они (страсти) замирают и замолкают. «Уже не я живу, но живет во мне Христос» [5].

Для более точной теологической градации и ясности следует отметить, что богословы выделяют неукоризненные страсти (голод, жажда, страх смерти и мн. др.) – естественное состояние и страдание после грехопадения, не находящиеся во власти человека, и укоризненные – греховные зависимости, с которыми человек при помощи свыше может бороться. При этом понятие страстности применяют как к первым, так и ко вторым. Кроме того, через естественные страсти человек переходит к тленности неестественных и противоестественных страстей [6].

До акта грехопадения та сфера души человека, которая определяется как вожделение и страстность, была подчинена разуму, после онтологической катастрофы она вырвалась из его подчинения. В христианской ортодоксии в учении о страстях говорится, что главных среди них восемь: гордость (yπερηφάνεια), тщеславие (κενοδοξία), блуд (πορνεία), сребролюбие (φιλαργυρία), гнев (oργή), чревоугодие (γαστριμαργία), уныние (aκηδία), печаль (λύπη) [7]. Первые три считаются самыми опасными. Страсти особым образам сочетаются между собой, подобно файлам в интернете. Попустительства одной влечет за собой другую.

Гордость, иллюзия самодостаточности и эгоцентризм дают начало всем остальным.  Следование гордым помыслам на самом деле есть следование падшим духам. Гордость и самовлюбленность делает человека врагом Богу. Противостоит гордости добродетель смирения, именно поэтому в ортодоксальном христианстве правильная культура смирения ставится во главу угла религиозной практики.

Аскеза и внимание себе – есть способ борьбы со страстями. Для этого необходимо в первую очередь знать, как они развиваются.

1. Прилоги. Понятие, определяющее состояние души, когда в нее, помимо воли, приходят опасные и греховные образы. Подвижнику рекомендуется не принимать эти помыслы, обратившись с молитвой к Божественной помощи.
2. Сочетание. Принятие помысла прилогов, внимание и размышление о нем.
3. Сложение. Услаждение навеянным видением и помыслом.
4. Пленение. Внутреннее мирное состояние уже нарушено как вольными, так и невольными худыми помыслами, и душа с немалым трудом способна им противостоять. Рекомендуется не входить в диалог и разрывать разговоры с помыслами (бесами).
5. Страсть. Долговременная «наработанная» и поэтому рабская привычка услаждаться греховными мыслями, мечтаниями и образами. Следствие этому рабству – мучения и вечная погибель. Необходимо покаяние и извержение из себя внутренних страстей.

Пристрастие исходит из сердца. Невнимание к помыслам, когнитивной сфере мышления и воображения деструктивно распахивает ворота в мир невидимый. По учению святых Отцов Церкви, наши мысли не всегда только наши, они могут быть от лукавого и от мира Горнего. Поскольку наше состояние после грехопадения определяет нас под властвующую силу греха, ставит нас в уровень с миром падших духов, то это естественно открывает им возможность на нас влиять. Таким образом мир нашего мышления и мир материальный, в котором мы живем, есть в совокупности мир падший и испорченный, а наша жизнь в нем страстна по своей онтологической природе. Без молитвы, следования заповедям и Божественного искупления мы обречены в своем языческом поклонении страстям. Через страсти человек подвержен действиям лукавых сил, постоянно испытывает бесовские нападения и прилоги (искушения). В миражах и искушениях человек может лишь сделаться рабом греховных навыков и утратить возможность спасения. Одержимость страстью, по мнению Святых Отцов, опаснее и разрушительнее бесовской одержимости.

 Таким образом, страстям, как действиям, предшествует искушение помыслами. Страсти есть очаг демонических сил и сводятся они либо к поиску наслаждений, либо к бегству от страданий. Последние два мотива действуют как по отдельности, так и сообща [8]. Предоставляя успокоение либо кратковременное удовольствие (как правило, материальное), страсти уводят человека от его естественного предназначения и удела в мире грядущем. Если не обуздывать страсть, она разрушительным образом действует как на душу, так и на тело.

Православная церковная традиция, в лице ее Отцов, крайне внимательно относиться к одержимым страстям людям и считает, что страсти имеют некую субстанцию, которая может «заразить» другого человека, находящегося в общении или рядом. Страсти способны даже передаваться опосредованно, через материальные предметы.

Надо так же отметить, что в ортодоксальной христианской традиции принято выделять добродетели, которые как бы находятся в противовесе восьми вышеприведенным страстям. Их тоже восемь: любовь, смирение, воздержание, нестяжание, кротость, целомудрие, трезвение, молитвенный плач.

Только в свободном от страстей сердце может сотворить Господь свое жилище. Любовь к Богу – тоже своего рода страсть. «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим – Сия есть первая и наибольшая заповедь» (от Матфея 22:37–39). В борьбе с дурными страстями необходимо обращаться к Божеству, и беда, если кто понадеется только лишь на собственные силы.

Надо также отметить, что понятие страстей имеет и положительные коннотации. Так Максим Исповедник, говоря об «обожении человека», литературно использует этот термин: «Что для достойных может быть вожделеннее обожения, в котором Бог, соединяясь со ставшими богами, соделывает по благости все Своим» [9]. Таким образом уже в христианской теологии в определении страстности и вожделения закрадывается некоторая путаница и эклектика, она впоследствии перейдет в амбивалентность данного термина уже в научных и житейских определениях.

У католиков существует дефиниция страсти, которая выводит их из сугубо негативного контекста: «Чувства или страсти означают эмоции или движения чувственности, которые склоняют к тому, чтобы действовать – или бездействовать – в соответствии с тем, что человек ощущает или воображает, как благое или злое» [10].  Католики склонны считать, что страсти зависимы от человеческого разума и его волевого выбора. Здесь чувствуется веяния Второго Ватиканского собора Католической церкви (1962 – 1965). Этот собор во многих положениях еще больше усилил пропасть между католицизмом и православным миром. В данном понимании страстей есть очевидное влияние Аристотеля, тогда как у православных в трактовке страстной природы человека прослеживается большее следование платонической традиции. Платон исключал страсти из верхней умной части души и в целом определял их как нечто негативное.

***

Категория «страсти» в христианской теологии является одной из центральных мировозренческих координат. В значительной степени она была заимствована у античных авторов, однако как в ортодоксии, так и в католицизме приобрела собственные нарративы и смыслы.

Антропология страсти в христианстве доступна для понимания как простецу, так и интеллектуалу. Страсти, как все в человеке, изначально были созданы Богом и не являлись чем-то самостоятельным и неподчиненным человеку. Негативные коннотации они приобретают в результате первородного греха. Термин стал рассматриваться, по преимуществу, как разбалансировка души, ее греховная зависимость и болезнь.

При том, что в христианстве разделяют естественные и противоестественные страсти, они в человеке представляются как нечто «сросшиеся» с его душой, но необходимое к исправлению. Вся система религиозной жизни строилась на фабуле антропологической испорченности, на борьбе со страстями. Исправление человека виделось, прежде всего, как исправление и обуздание его страстей. Спасение души являлось следствием их усмирения и укрощения.