Отличие русского православия от византийского

Статья посвящена выявлению мировоззренческих отличий русского православия от византийского.

Ключевые слова: богословие, Византия, православие, русская культура, христианство, язычество.

Введение

В 90-е годы прошлого века, когда в нашей стране начался «русский религиозный ренессанс», стало звучать мнение, что истоки русской культуры надо искать отнюдь не в православии, пришедшем к нам из Византии, а в той религии, которая была у древних славян до принятия христианства. Утверждалось также, что само слово «православие» исходно означало не конфессию христианства (русский перевод латинского слова «ортодоксия») [1], а происходило от слова «правь», означающего в древнеславянской картине мира высшую сферу бытия (мир света), отличную от «яви» (мира людей) и «нави» (мира тьмы). Тогда же появилось много неоязыческих общин, многие из которых продолжают действовать до сих пор. Понятно, что РПЦ была не в восторге от такого превращения страны «победившего атеизма» в «общество торжествующего язычества» (по выражению диакона Андрея Кураева) [7]. Причины такой трансформации, а также результаты «религиозного возрождения России» – темы для отдельного исследования.

В данной же статье мы ходим обосновать тезис о том, что антитеза «православие или язычество» в дискуссиях об истоках нашей культуры является неправомерной. Во-первых, языческие верования не исчезли в день Крещения Руси, а, наоборот, веками продолжали сосуществовать с православием – этот своеобразный синтез (местами конфликтный, но во многом и успешный) христианских и языческих верований получил в научной литературе название «двоеверия» [6]. Культура – всегда сложное, многослойное явление. Поэтому, несмотря на то, что российскую культуру можно в целом охарактеризовать как православную, языческие элементы всегда присутствовали в ней.

Однако в данной статье мы хотим обратить внимание читателей на еще один аспект, делающий воззрение на православие как на «чужую» религию как минимум неточным. Довольно-таки очевидный, но часто забываемый, факт: любое культурное заимствование, адаптируясь к местной культуре, принимает форму, отличную от исходной. Иногда трансформации подвергается не только форма, но и содержание. Поэтому можно смело (даже до всякого детального рассмотрения) утверждать, что русское православие – это не совсем то же самое, что византийская ортодоксия. Не исключено, что противопоставляемое ему славянское язычество не только дополняло его на уровне народных верований, но и вошло в него, как говорят философы, «в снятом виде». Другими словами, византийская религия для России если и была чужой поначалу, то уже давно стала своей.

Целью данной статьи является обоснование этого тезиса через выявление специфики русского православия. Несмотря на очевидное конфессиональное единство русского православия с византийским, у него есть ряд мировоззренческих отличий. Быть может, они как раз и обусловлены влиянием дохристианского славянского культа. Мы рассмотрим причины и факторы своеобразия русского православия, а затем обратимся к отечественным мыслителям, которые задавались тем же вопросом, что и мы: что именно отличает русское православное богословие от византийского (рассматривать отличия на уровне обрядов, ритуалов и убранства соборов не будем – очевидно, что национальный колорит там тоже присутствует).

1. Причины своеобразия русского православия

Православная церковь, в отличие от католичества, никогда не имела своего мирового центра. Православие «всегда и везде явлено в национальной форме. <…> Этнический колорит православной церковности немедленно бросается в глаза, если сопоставить архитектуру, живопись, литературу, церковные обычаи да и весь уклад жизни Сербии и Грузии, России и Румынии» [9]. Кстати, этим можно объяснить (хотя бы отчасти) и многочисленные расколы Православной Церкви. «Что бы ни говорилось – и вполне справедливо – о догматических различиях в верованиях монофизитов (армян, коптов, эфиопов) по сравнению с верованиями православных греков, но расхождения, вылившиеся в конечном счете в образование – в пределах еще Византийской империи – независимых Армянской, Коптской (позже и Эфиопской) церквей, предопределены были размежеваниями культурно-историческими и национальными» [9].

Немаловажная причина «неизбежности» национального своеобразия – необходимость перевода с одного языка на другой. Любой перевод – это уже некая интерпретация. В качестве примера можно привести слово «крещение». «Только в русском (точнее, первоначально, конечно, в церковнославянском) слово “крещение”, одно из главных понятий христианского мировидения, происходит непосредственно от слова “Крест”. В других языках термины, обозначающие крещение, происходят от греческого “баптизма” (“купание”, “окунание”), то есть в семантике всегда первичным остается воспоминание о погружении в воду, что соответствует древнему, от восточных омовений заимствованному, обряду водного крещения. Для русского сознания крещение есть “погружение” в Крест, добровольное пригвождение себя к Кресту Господню» [9].

Следует также «отметить и то обстоятельство, что из Византии и из славянских земель к нам проникало много и внехристианского или апокрифического материала. Апокрифы и легенды – род христианской мифологии – имели рядом с собой разные “оккультные знания” – особенно усиленно распространялись при этом сведения по астрологии (как и в Западной Европе, в те же века)» [5]. Уже поэтому русское православие не могло сложиться абсолютно аутентичным византийскому.

Ну, и наконец, отметим разницу культурной среды, на которую пришло православие в Византии и на Руси, на что указал историк В.В. Бычков [3]. В эллинистическом и ближневосточном мире, куда сначала пришло христианство, были многовековые философско-религиозные традиции, в которых господствовали представления, принижающие материальную сторону бытия, рассматривающие тело как «темницу души» (учения Платона и неоплатоников). В противоположность этой античной философии раннехристианские богословы утверждали единство в человеке духовного и материального начал, души и тела. По христианским представлениям, греховна не плоть, а плотские страсти и вожделения души. Таким образом, в позднеантичной культуре христианство было словом в «защиту» телесного и материального начала. Правда, в полной мере это слово будет услышано только уже в эпоху Возрождения, став основой идей гуманизма.

Иная ситуация была в славянском мире: в нем не было мистически ориентированного богословия, но господствовали языческие верованиями с соответствующими природными культами. «Молодые в культурном отношении славянские народы впервые приобщились к высотам средиземноморских духовных культур через христианство. И откровением для них в сложной христианской диалектике духа и тела была не “телесность”, в которой они постоянно пребывали, а духовность. Именно духовное начало в человеке явилось тем принципиально новым знанием, которое так поразило и увлекло лучшие славянские умы» [3]. Славянское умозрение прониклось христианскими представлениями об освящении твари, преображении плоти.

• Факторы формирования русского православия

Итак, мы рассмотрели причины, по которым пришедшее на Русь православие не могло остаться полностью таким же, как византийское. Однако зададимся вопросом: что именно повлияло на процесс складывания национальной формы православия?

Влияние византийской религии на формирование русского православия было несомненным и определяющим – его следует отметить самым первым фактором. Авторы «История религии» – русские философы и богословы Ельчанинов А., Флоренский П., Эрн В., Булгаков С. отмечали, что «византинизм явился среди русских славян огромной силой». Эта сила была обусловлена, во-первых, поддержкой со стороны государства. Во-вторых, византизм «сам по себе был силой организованной». В-третьих, «он нес с собой науку, гражданское и церковное право, просвещение» [4]. «Но все же, – пишут авторы книги, – русское православие есть нечто иное, чем православие византийское, и это потому, что русский народ имел до христианства свое особое мировоззрение и свой особый племенной характер» [4].

Итак, «русская вера сложилась из взаимодействия трех сил: греческой веры, принесенной нам монахами и священниками Византии, славянского язычества, которое встретило эту новую веру, и русского народного характера, который по-своему принял византийское православие и переработал его в своём духе» [4].

Среди философов, богословов и историков есть, конечно, разногласия относительно того – можно ли считать эти факторы в равной мере влиятельными? Например, К.Н. Леонтьев, не отрицая культурной самобытности России, был склонен видеть ее прежде всего в «византизме». При этом он делал упор не на том, что отечественная культура преобразила византийскую религию в ходе ее освоения, а на том, что она ее переняла и сохранила. Русским, – писал он, – было «назначено» в определенное историческое время (ХV век) взять на себя ответственность за сохранение византийской православной культуры [8]. Прямо противоположную позицию мы находим у прот. И. Мейендорфа: «Не Византия “создала” Православие, но совсем напротив: наиболее ценные и устойчивые черты византийской христианской цивилизации укоренены в православном христианстве, так что ныне верность Православию нельзя отождествлять с рабским и механическим хранением реликтов византийского прошлого или сводить ее к этому» [10].

Чтобы оценить – кто же из мыслителей здесь ближе к истине, зададимся вопросом: что привлекло языческую Русь в византийской религии, почему именно ей было отдано предпочтение среди других верований? Другими словами, где та «точка сборки», которая позволила бы начать синтез указанных выше факторов и привести в итоге к тому, что мы сегодня называем русской культурой?

• Что привлекало язычников-славян в православии?

Практически все исследователи, отвечая на этот вопрос, называют византийскую эстетику: иконопись, церковное пение, красота богослужения. Это было первое, на что отозвалась славянская душа, что вызвало в ней некий резонанс. «Именно после посещения Св. Софии, где “не знали, на небе они были, или на земле”, послы русского князя, св. Владимира Киевского, смогли убедить своего государя, что “греческая вера” – в самом деле истинная религия» [10].

Такое восприятие византийской эстетики, как считают исследователи, есть «свидетельство того, что было “внутренне сродство между византийским духом и славянской сущностью”» [2]. О том же писал советский ученый И.Р. Шафаревич: «Христианство было воспринято как нечто в своей основе близкое» [13]. Этот тезис он подкрепляет ссылками на относительно беспроблемное вхождение византийской религии на Русь: «нет же оснований считать наших предков какими-то пассивными, равнодушными людьми: насильственной христианизации они, вероятно, сопротивлялись бы восстаниями… <…> А мы читаем о столкновениях в Новгороде, продолжавшихся три (!) дня. <…> Никакое пристрастное описание не может скрыть крупного социального конфликта: оно будет его лишь по-своему истолковывать. <…> Поразительно, что такой грандиозный духовный переворот не вызвал глубокого раскола в народе» [13].

Кроме восприимчивости к красоте православного богослужения русский философ В.В. Зеньковский видит еще один момент христианства, на который уже с самого начала была настроена душа русского язычника – милостыня и стоящая за ней идея милосердия [5]. С этим моментом связано, с точки зрения В.В. Зеньковского, и русское отношение к аскетизму. «Очень часто встречается мнение, что в основе русского восприятия христианства с самого начала был преувеличенный аскетизм и скрытое в нем гнушение миром. <…> Русский аскетизм восходит не к отвержению мира, не к презрению плоти, а совсем к другому – к тому яркому видению небесной правды и красоты, которое своим сиянием делает неотразимо ясной неправду, царящую в мире, и тем зовет нас к освобождению от плена миру. В основе аскетизма лежит не негативный, а положительный момент: он есть средство и путь к преображению и освящению мира. Отсюда становится понятным, почему так излюблен в русском церковном сознании образ “света” – свою веру народ любит называть “пресветлое Православие”. Здесь корень того мотива космичности, который связывает русскую религиозность со святоотеческой: мир воспринимается, как весь озаренный и пронизанный светом Божиим» [5].

• Особенности русского богословия

Итак, мы вплотную подошли к тому, чтобы выяснить – в чем своеобразие русского православия: какие акценты оно сделало в христианском понимании мира и человека.

Обращаясь к русскому богословию, исследователи неизменно отмечают «загадку долгого молчания». Действительно, в русском православии достаточно долго – вплоть до в XVII века – не было своего богословия. Философ Г.В. Флоровский считает, что это был «кризис византийской культуры в русском духе» [12]. По мнению другого русского философа – В.В. Зеньковского, причина «загадочного молчания» состояла в том, что «христианство появилось на Руси тогда, когда в Византии уже закончилась эпоха догматических движений». Это объясняет нам, «отчего русское религиозное сознание воспринимало христианскую доктрину, как нечто завершенное и не подлежащее анализу» [5]. Добавим к этому мнение современного исследователя православия В.В. Аксючица: он справедливо полагает, что молчание не обязательно означает отсутствие мыслительного процесса: «Молчаливый, созерцательно сосредоточенный русский ум столетиями продумывал глубинные проблемы бытия и когда заговорил в полный голос, то не догонял и не повторял беглый и прагматичный европейский ум, а сказал новое слово миру – в русской литературе XIX века и философии XX века» [2].

Итак, в чем же состояло отличие русского богословия от византийского, когда этот мыслительный процесс достиг стадии выразимости? Согласно В.В. Зеньковскому, главное отличие заключалось в том, что «в русском церковном сознании живую и даже напряженную работу ума вызывали не общие принципы христианства (по их абсолютной для церковных людей незыблемости), а вопросы конкретного христианства, в личном и историческом его проявлении» [5]. Другими словами, главной проблемой, на которую устремило свое внимание русское православие, была тема спасения, преображения человека и Земли в Духе.

К аналогичным выводам приходит и Г.П. Федотов (1886 – 1951) – русский историк, философ, литературовед, религиозный мыслитель и публицист. В русском богословии он выделяет три фигуры его раннего, домон­гольского периода: Климента Смолятича, Илариона Киевского и Кирилла Туровского [11]. Все трое были епископами, а двое и ми­трополитами — единственными русскими митрополитами Киева; летописцы говорят о них как о самых ученых людях своего времени. Именно в творчестве этих епископов Г.П. Федотов ищет наиболее яркие проявления русского византинизма.

«Русская душа не только ученически воспринимала новые для нее духовные смыслы, но и углубляла воспринятые представления, иногда корректируя их в сторону большего соответствия евангельскому благовестию» [11]. Тут мы видим главное и довольно существенное отличие русского православия от византийского. Последнему «был присущ определенный религиозный дуализм, который не сумел до конца органично синтезировать наследие иудаизма и эллинизма» [11]. Доминирующий в Византии образ Христа – Пантократора (Всевластителя) соответствовал больше старозаветным представлениям о Боге – жестком Судии, а не евангельскому облику Иисуса Христа. «Что поражает в этом сплаве, – пишет Г. П. Федотов, – так это незначительная роль Нового Завета и исторического Богочеловека Христа» [11]. В учении Иисуса византийские богословы упор сделали на его «строжайшие заповеди, явно превышающие человеческие возможности, подкрепленные обещанием Страшного Суда» [11]. Русское православие, наоборот, восприняло христианство не как религию закона, а как религию благодати: главное в учении Христа – это его призыв к ученикам быть совершенными, как Отец небесный; здесь, в земной жизни, попытаться раскрыть и воплотить божественное начало.

Византийские богословы делали акцент на божественной сущности Христа, оставляя в тени его человеческое начало. «Как следствие этого происходит существенный сдвиг в представлении о Воскресении. Восстание из гроба, явление Господа ученикам могут иметь первостепенное значение только для тех, для кого важна Его человеческая природа и земное назначение человека. Личная победа человека Иисуса над смертью — залог всеобщего Воскресения человечества. Таково представление древней Церкви, таково же оно и для западного христианства. [11].

Наоборот, для русского религиозного сознания, христианство – это, прежде всего, религия любви, а не религия страха. В древнерусской литературе проявляется эта характерная черта русской духовности: «Теплота повествования свидетельствует о глубокой искренности народа, принявшего новую религию и еще недавно пребывавшего в язычестве. Христианство говорит в произведениях не как заимствованная книжная мудрость; оно исходит не из уст, а из сердца. Преобладание темы милосердия доказывает, что Русь восприняла христианство, прежде всего, как религию любви, а не как религию закона, подкрепленного угрозами» [11]. В этом духе разнятся нравственные предписания в Византии и на Руси: «Грехи против ближнего или против милосердия в русских канонах занимают больше места, чем в греческих. Наблюдается более дифференцированный подход и даже некоторая утонченность нравственного чувства в вопросах социального милосердия» [11].

Еще одно существенное отличие русского православия от византийского связано с пониманием соотношения материального и идеального начал, земного и небесного. Речь идет о монашестве. Византийские монахи стремились полностью уйти как от мирской жизни, так и от церковной. Они не были миссионерами и просветителями, «в то время как в русском монашестве сильно миссионерство и стремление преобразовать жизнь. Отсюда феномен не только духовной, но и хозяйственной колонизации русскими монастырями огромных территорий» [2].

Выводы

Православие, пришедшее на Русь из Византии, нельзя считать чужой религией – как и любое культурное заимствование, оно адаптировалось к культуре древних славян и приняло форму, отличную от исходной.

Причины «неизбежности» национального своеобразия: православная церковь не имеет своего мирового центра, подобно католической, поэтому всегда и везде существует только в национальной форме; при переводе византийских текстов на древнеславянский, как и при любом переводе, невозможно было избежать трансформации смыслов; православие пришло в Византию и на Русь, попав в разную культурную среду.

Факторы формирования русского православия: византийская религия, славянское язычество и «народный характер». Русское язычество оказалось чем-то вроде «Ветхого завета», наличие которого подготовило культуру к принятию «Нового Завета» – учения Христа. «Точкой сборки», с которой начался синтез указанных факторов, оказалось единство эстетических начал в русской и византийской культуре, а также христианская идея милосердия.

В русском православии достаточно долго не было своего богословия. Когда же оно появилось, то продемонстрировало яркое своеобразие в понимании смысла христианства. В отличие от византийского учения церкви, где образ Христа соответствовал больше старозаветным, чем новозаветным представлениям о Боге, русское богословие сделало акцент на человеческом начале Христа, поэтому на первый план вышла не проблема исполнения божьих законов, но тема спасения и преображения Земли в Духе. Как следствие, русские монахи, в отличие от византийских, не стремились к полному уходу от мирской и церковной жизни, но были нацелены на деятельное преобразование мира на началах любви и добра.