Постмодернизм как философия и художественная практика

Предыстория вопроса

Столетие назад появилась знаменитая книга немецкого мыслителя Освальда Шпенглера, название которой на русский переводится как «Закат Европы». В этом труде философ констатирует кризис западной цивилизации, предсказывая наступление новой геополитической эры, основанной на иных, неевропейских ценностях. Кстати, следующим этапом развития мировой цивилизации он считает наступление русской эры – как нового типа мышления, еще только формирующегося: «Как вполне созревшие образования, каждое из которых, следовательно, является телом достигшей своего полного завершения душевной стихии, можно рассматривать китайскую, вавилонскую, египетскую, индийскую, античную, арабскую, западную культуру и культуру Майя. В качестве находящейся в возникновении перед нами культура русская» (1). 

Эта мысль не была нова, но у Шпенглера она прозвучала с особой силой. Однако еще в 1869 году выдающийся русский философ Николай Данилевский в труде «Россия и Европа» высказывал сходные мысли, оспаривая универсализм европейской культуры, которая, как и другие великие культуры, должна прийти в упадок: «Но и те, которые, собственно, не могут претендовать на честь принадлежать к Европе, так ослеплены блеском ее, что не понимают возможности прогресса вне проложенного ею пути, хотя при сколько-нибудь пристальном взгляде нельзя не видеть, что европейская цивилизация так же одностороння, как и все на свете. Теперь поняли, что политические формы, выработанные одним народом, собственно только для одного этого народа и годятся» (2). 

То есть проблема европейской – и шире западной – цивилизации в том, что она претендует на культурно-мировоззренческий универсализм. Однако уже в XIX веке было понятно, что западные ценности неприемлемы для большого числа «внешних» цивилизаций. И то, что сегодня называют «экспортном демократии», в конечном счете, обречено не неуспех. 

Труд Шпенглера сразу стал интеллектуальным бестселлером, выдержавшим многочисленные переиздания. А дело в том, что он подробно рассмотрел те тенденции, которые были очевидны мыслящим европейцам еще с конца XIX века. Новый хозяйственно-экономический уклад приводил к смене парадигмы, реакцией на эту смену стало формирование человека нового типа: оторванного от многовековых корневых основ европейской цивилизации, ядром которой являлось христианство. 

Христианство как вера была укоренена в монархическом устройстве государства, где монарх представал в качестве Божьего помазанника – был фигурой сакральной, священной. Ср.: «не прикасайтеся помазанным моим, и во пророцех моих не лукавнуйте» (Пс. 104:15). Вот как этот фрагмент комментирует Свт. Филарет (Дроздов): «Имя «помазанных» Слово Божие нередко дает Царям по отношению к Священному и торжественному помазанию, которое они приемлют, по Божественному установлению, при вступлении на Царство» (3). 

Однако с развитием технологий и производственных сил в Европе сформировалась новая элита (промышленная, банковская), которая помимо капитала и ресурсов хотела иметь и право на юридическое превосходство, которое веками было у аристократов – по праву рождения. Всё это приводило к тому, что крупная буржуазия поддерживала антимонархические движения, активно лоббировала республиканскую форму правления. Соответственно, для перехода к новой социально-политической формации требовалось изменить сознание людей, дискредитировать идеи Церкви, абсолютизма, традиционного общества. А для этого нужно изменить само мировоззрение – через искусство, публицистику, философию и т.д. Поэтому наступившая в конце XIX века эпоха модернизма стала важным инструментом «перековки» общественного сознания. Та функция – смены общественно-культурной парадигмы – станет затем ведущей и в эстетике постмодернизма.

Стадии развития культуры и искусства

Существует довольно много классификаций, рассматривающих развитие мирового искусства и вообще – гуманитарного знания. Исследователи сходятся в том, что первичные формы праискусства не были еще эстетическими, а были завязаны на ритуал, религию. То есть функционально эпоху «дорефлективного традиционализма» (В.И. Тюпа) или иначе синкретизма можно рассматривать как время, когда в человеческом обществе доминировало нехудожественное, условно говоря, магическое коллективное высказывание.

Затем нарождается собственно искусство – рефлективный традиционализм. На этом этапе в центре творчества находится жанр: хорошо то, что вписывается в жанровый канон. Эта тенденция существовала долгие века и даже тысячелетия, она еще была актуальна для классицизма (XVII–XIX вв.). В классификации В.И. Тюпы, следующим этапом является «постклассицизм». На этом этапе текст – всего лишь отпечаток авторского вдохновения, центр тяжести переносится на авторское сознание. Хотя важна и роль читателя как субъекта, способного к сочувствию (сопереживанию) автору. 

Следующая парадигма – «романтизм». Позиция автора усиливается, он мыслится как гений, способный создать то, что другие не могут. В качестве ключевой выдвигается категория авторского стиля. Читатель мыслится как партнер автора по художественной игре. За романтизмом приходит реализм или, в классификации В.И. Тюпы – «постромантизм», который делает достоверность ключевым критерием художественности. Автор понимается как «историк современности» (Бальзак), видящий глубинную суть вещей. Он должен отстраненно, бесстрастно фиксировать происходящее, вскрывая глубинные тенденции развития событий.

Во второй половине XIX века складывается ощущение, что искусство взяло от реализма (который в России в то время называли «натуральной школой») все что можно. Требовались новые формы искусства. Такие формы и подсказал существенный слом социально-культурной жизни. Модернизм стал реакцией на некоторое «раскрепощение», секуляризацию общества. Уже сама этимология слова «модернизм» говорит о попытке отвергнуть старую культуру, преодолеть ее и создать нечто совершенно новое. Что же это? Выход на новые сюжеты и темы, многие из которых ранее были запрещены. Это новые формы искусства, обновление арсенала выразительных практик. Модернизм расслаивается на большое число внутренних течений, и на своем пути к обновлению доходит до абсурда, гротеска, абстракции. Главное здесь – эстетический бунт, художественная революционность, установка на секуляризацию искусства, переосмысление вековых нравственно-поведенческих ориентиров. 

В центре творческого акта оказывается воспринимающее сознание, а художественность в первую очередь связывается с откликом слушателя, читателя, зрителя. Ключевая мысль здесь такова: художественный смысл перемещается в сознание адресата. Причем эта установка в равной степени актуальна и для модернизма, и для постмодернизма. Согласно мнению В.И. Тюпы, постмодернизм и не предложил радикально новых способов художественного высказывания. Исследователь считает постмодернизм не новым этапом в развитии искусства, а «в лучшем случае, субпарадигмальным явлением художественной культуры новейшего времени» (4).

Основные тенденции в постмодернизме

Действительно, при всех своих различиях модернизм и постмодернизм демонстрируют единство в главном – в соотношении ключевых категорий: автора, художественного высказывания и реципиента. В модернизме и постмодернизме в центре находится воспринимающее сознание: зритель, слушатель, читатель «творит» чужой текст, создает его как интерпретацию. То есть текст не содержит в себе авторского смысла, а обладает множественностью индивидуальных трактовок, каждая из которых разворачивается в воспринимающем сознании. А значит, объективной истины нет, а есть мнения. Это очень хорошо увязывается с современным западным социально-политическим запросом на тотальное разнообразие (рас, наций, идеологий, полов, сексуальных ориентаций и т.д.).

При этом такая установка – не есть изобретение философии постмодернизма. Еще античные философы (в частности, софисты) говорили об относительности мнений и отсутствии объективной и единственной истины. Вспомним знаменитую сцену из Евангелия, где Пилат задает Христу риторический вопрос: «Что есть истина?», подразумевая именно «постмодернистскую» плюральность. Эта сцена дана на знаменитой картине Николая Ге «Христос и Пилат».

Философы-постмодернисты, в частности, Жан-Франсуа Лиотар, говорят о крахе «больших проектов», имея в виду мировые религии и крупные идеологии, подобные социализму. Если нет истины, то и в больших идеологических конструктах нет смысла: они, по мнению Лиотара, обречены на раздробление и десакрализацию. Что, собственно, и происходит сегодня в западной культуре, утратившей христианские ориентиры и целостность. 

Соответственно, в новой парадигме оспаривается само понятие подлинности. Одним из важнейших культурных символов постмодернизма стал т.н. «симулякр». Симулякр – это копия, не имевшая оригинала. Неподлинный мир не может быть гармоничен, поэтому категория хаоса (как антитеза космосу, гармонии) становится в новом искусстве и философии одной из ключевых. Адепты новой парадигмы доходят до отрицания ее самой – как некоей целостности, выдвигая противоречащие друг другу признаки новой эпохи. Этим достигается парадоксальное единство новой философии: отрицая все и вся, она отрицает и самое себя, как отмечает О.Ю. Цендровский: «Содержание оформившегося постмодернистского мировоззрения является по преимуществу критическим и негативным, оно не столько создаёт «новое знание», сколько сеет сомнения в правомочности «старого знания»…» (5).

Еще одно важное понятие постмодернизма – деконструкция. Автор-постмодернист исходит из того, что все в искусстве уже сказано, «паззл собран». И современному художнику в таких условиях остается лишь складывать из готовых элементов свои объекты, по сути, ничего нового не создавая. А для того, чтобы что-то новое собрать, нужно старое «развинтить». Причем старое воспринимается как репрессивное, посягающее на безграничность личной свободы. Поэтому тотальная ирония, неверие, осмеяние авторитетов – важные составляющие постмодернистского художественного поведения.

Личность в эпоху постмодернизма признается автономной и отчужденной от коллективного бытия, при этом внутренне опустошенной – вплоть до «отмены человека» (см. знаменитую работу философа Ролана Барта «Смерть автора»). В.Н. Волков отмечает: «Если Фуко говорит о «смерти субъекта», то он имеет в виду абстрактного картезианского субъекта («мыслю, следовательно, существую»). Реальный же субъект, считает он, стремится ускользнуть от догмата «чистого мышления», заявляя о своей чувственности, телесности, иррациональности. Он сопротивляется навязыванию норм и дисциплины, ускользает в игровые сферы шутки, иронии, карнавала, безумия» (7). Поэтому постмодернизм как художественная практика постоянно иронизирует, играет, мимикрирует, сомневается. 

Словом, постмодернизм – порождение постиндустриального общества, тяготеющего к наслаждениям и неограниченному потреблению. Поэтому в некоторых аспектах постмодернизм смыкается с такими понятиями, как постгуманизм и глобализм. Он формирует человека нового типа, оторванного от нации, от государства, от религии, от идеологии, от культуры определенного типа. У этого человека либо разорваны, либо ослаблены социальные связи, а это, неизбежно ведет к кризису семьи, коллектива, даже национальной общности. Антитезой этому типу сознания остаются т.н. «традиционные общества», и борьба двух мировоззренческих стратегий есть главное противостояние новейшей истории.