Сегодня в отношении Китая в публичном пространстве преобладает представление, как о некоей загадке с тысячелетними корнями, которую невозможно понять, не постигнув тайны китайского мышления. Мнение о том, что несмотря на всю сложность внутреннего устройства и национальную специфику, Поднебесная – вполне рациональная система, логику функционирования которой не только можно, но и нужно понять, относится сегодня, скорее к маргинальным подходам…
В поддержку второго подхода мы предлагаем вам три свежие публикациями.
Прежде всего, рекомендуем ознакомиться с интервью Доктора исторических наук, профессора РАН, руководителя Центра азиатско-тихоокеанских исследований ИМЭМО имени Е.М. Примакова Александра Ломанова главному редактору издания “Россия в глобальной политике” Федору Лукьянову, которое озаглавлено “Цветок гармонии: как Китай видит окружающий мир и себя в нём”.
Интервью посвящено формированию представлений “политического Китая” под председательством Си Цзиньпина о внешнем мире..
Приводим наиболее важные фрагменты.
О роли символики на примере визита госсекретаря США Энтони Блинкена в Китай в начале июня: “В китайских СМИ чуть ли не на первое место вышли лотосы, которые стояли между двумя столами. Это тот самый смысл, который транслируется только через китайскую фонетику. Лотос в китайском представлении – в том числе – цветок гармонии, или цветок мира. Китайские эксперты, китайские мейнстримные средства массовой информации пишут: «Мы же поставили туда лотосы, чтобы подчеркнуть, как мы хотим мира и гармонии в отношениях с США. Это же очевидно! Что нам ещё сделать, чтобы США наконец-то поняли?».
Краткое программное выступление Си Цзиньпина на встрече с Блинкеном, в котором китайский лидер очень кратко и ёмко описал, как Китай видит отношения со Штатами, вполне соответствовало этой внешней символике:
- “Соперничество двух крупных держав не соответствует духу нашей эпохи. И США тем более не смогут решить свои внутренние проблемы через соперничество с Китаем.
- Народы Китая и США очень похожи друг на друга. Они полны духа самоуважения, они в себя верят, они сильные, поэтому, соответственно, надо добиваться того, чтобы сотрудничать.
- Планета у нас большая, поэтому места для того, чтобы и США, и Китай могли развиваться, исходя из своих интересов, на ней найдётся.
- Китай не посягает на интересы США, не подрывает их интересы и ждёт того же и от Соединённых Штатов”.
Тем самым, Си провел четкий водораздел: США вызывают КНР на соперничество / конкуренцию, КНР призывают США к сотрудничеству, – “Си Цзиньпин вышел и сказал, а мы не хотим соперничать. Мы хотим, чтобы был мир, гармония, взаимные интересы”.
Ломанов подчеркивает, что все это “создаёт очень сложный контекст для ожидаемой встречи двух лидеров (…) в ноябре на саммите АТЭС в Сан-Франциско”, особенно в связи с тем, что “Байден хочет свободно оценивать своего визави, называя его диктатором”.
С точки зрения внешнеэкономических связей, по мнению Ломанова, “Китай уже видит, что меры, которые были предприняты сперва Трампом, потом Байденом, начинают работать: китайско-американская торговля сокращается. Очень долго она была необъяснимым феноменом – отношения были плохие, становились хуже, а торговля всё росла и росла против всех законов человеческого общежития, когда плохие политические отношения, в общем-то, становятся тормозом. Тенденция конца прошлого – начала этого года свидетельствует о том, что падение объёма китайско-американской торговли становится явлением долгосрочным и постоянным.
Вполне логично, что “все надежды Китая сейчас на Европу. Именно поэтому туда поехал премьер Ли Цян. Он пытается договориться с Германией, так как именно в ней видит ключевого западного партнёра, способного привнести в Китай новые технологии и новые возможности. Зреет мечта о некоем индустриальном альянсе между Китаем и Германией, поскольку в Китае развита и промышленная база, и собственная наука. В Китае пытаются преподнести себя как очень перспективного стратегического партнёра для немецкого и для европейского бизнеса в целом”.
Но ключевой вопрос для Китая в отношении ЕС – “стратегическая автономия Европы – настоящая или фальшивая? Если настоящая, то с Европой есть смысл договариваться. А если Европа будет выполнять все пожелания США, тогда эти договорённости большой перспективы не имеют (…) [Китайцы] очень хотят найти сердцевину европейского стратегической автономии, чтобы, обращаясь к ней, выстраивать долгосрочное партнёрство в науке, экономике, инвестициях и прочих сферах”.
Поучительная трезвость китайской позиции заключается в осознании того, “что просто пересидеть нынешнего президента Соединённых Штатов в надежде на то, что следующий президент будет хороший, добрый, конструктивный и будет относиться к Китаю, как Никсон, Картер или Буш, – не получится. Таких надежд уже, пожалуй, нет”.
Что касается Индии, чей лидер Нарендра Моди недавно был с почестями принят в Вашингтоне, то, несмотря на все сложности отношений между Пекином и Нью-Дели, лидеры КНР считают, что “Индия до конца будет сохранять независимую политику, что она не станет ничьим союзником и придатком и не превратится в американский военно-политический инструмент”.
Несмотря на обеспокоенность сближением Индии с Западом и её вхождением в антикитайские форматы, преобладает убежденность в том, что “Индия союзником Запада в борьбе против Китая, в противодействии Китаю не станет”.
Си Цзиньпин олицетворяет собой новый этап развития КНР.
“Первый этап олицетворяет Мао Цзэдун, когда Китай обрёл суверенитет, стал равноправным членом мирового сообщества (…) Следующие три лидера идут вместе, как некая плеяда одного этапа: Дэн Сяопин, Цзян Цзэминь, Ху Цзиньтао – это период реформ, рыночной экономики, обогащения, когда Китай наконец-то наелся досыта.
Решить эту задачу удалось, поэтому Си Цзиньпин связывает свою политику, свои идеи и своё имя с новым этапом превращения Китая в сильное влиятельное государство”.
Ключевые задачи нового этапа:
- “стремление понять, как Китай сможет жить в мире в качестве крупного и очень влиятельного государства”.
“Именно сейчас, при Си Цзиньпине, в Китае формируется понимание того, что такое современный мир и каким он должен быть”.
- Консолидация власти в Компартии Китая. Тезис товарища Си: “самое главное – это строгий контроль власти над самой собой. То есть для того, чтобы обеспечить КПК политическое долголетие, необходимо максимально строго управлять самой партией, не допуская разложения, политических отклонений в сторону от генеральной линии (…) Поэтому Си пытается максимальным образом извлечь уроки из распада Советского Союза в сфере политики и идеологии”.
NB! “На наших глазах продолжается становление парадигмы марксизма, соединённого как с китайской традицией, так и с запросами глобализации”.
“Это кажется невероятным, но отчасти понятно – особенно тем, кто учился и принимал знания ещё в советской системе. Когда вы берёте текст о пользе глобализации и недопустимости разрыва связей между странами в рамках западных концепций, то китайский текст, как правило, начинается с цитаты из «Манифеста Коммунистической партии» Маркса, где говорится, что мир благодаря развитию производительных сил становится всё более единым, сплочённым и объединённым, поэтому всё то, что делается в интересах разрыва, пресечения связей с Западом, противоречит интересам развития производительных сил и запросам истории. Вот таких попыток создания макрокартин у предшественников Си Цзиньпина не было”.
Очень важной нам представляется статья “Китай как нормальная страна” [Восемь тезисов о понимании Китая и российско-китайских отношений] в том же издании “Россия в глобальной политике” авторства Ивана Зуенко, доцента кафедры востоковедения, старшего научного сотрудника Центра евроазиатских исследований Института международных исследований МГИМО МИД России.
Автор ставит “вопрос ребром” о необходимости для России “в очень короткий срок вывести восприятие Китая из сферы для немногочисленных «избранных» и сделать взаимодействие с ним таким же понятным делом, как контакты с европейцами или партнёрами по постсоветскому пространству. Грубо говоря, пора научиться воспринимать Китай не как экзотику, а как «нормальную страну».
Автор очень точно подмечает, что “Китай в большинстве материалов, появляющихся в России, предстаёт либо как Могущественное Добро, либо как Абсолютная Угроза, но почти никогда не как «нормальная страна» со своими достижениями, проблемами и ошибками (…) Такая тенденция является питательной средой для различных «инфоцыган», стремящихся подороже продать «уникальное знание».
Три ловушки представлений о современном Китае
Ловушка архаизации: “Долгая насыщенная история, глубокая оригинальная культура – всё это способствует тому, что Китай сплошь и рядом позиционируется как страна, априори непостижимая, мыслящая тысячелетиями, совершенно мудрая”.
Однако, “нынешний Китай, несмотря на всю его любовь к собственной древности, далёк от образов, которые фигурируют в бесчисленных исторических сериалах. Судить по ним о современном Китае – всё равно что судить о современной России по былинам Киевской Руси.
Ловушка модернизации: крайнее «осовременивания» представлений о Китае, по аналогии с другими развитыми странами. “Действительно, оказавшись в крупных китайских городах, мы увидим такие же небоскрёбы, смартфоны, брендовые магазины, и может показаться, что китайцы находятся в той же повестке, в том же контексте, что и жители любого мегаполиса мира”.
Однако “пресловутая «китайская специфика» всё равно существует, она сильна, и недооценка её чревата как минимум серьёзными финансовыми потерями”.
Третья ловушка – чрезмерная генерализация выводов, “когда вся страна описывается некими конкретными, однозначными характеристиками. На самом деле Китай огромен по населению и территории, и ориентироваться на локальные примеры, вырванные из контекста, будет грубой ошибкой. То, что применимо в одном случае, зачастую неактуально для других провинций или социальных групп, где всё будет работать по-другому”.
Первый тезис: “сегодняшний Китай – страна в процессе перемен. Вопреки расхожему представлению, сами китайцы видят в этом скорее позитивный, нежели негативный процесс”.
NB! Китайское проклятие “Чтобы ты жил в эпоху перемен!” не существует! Его придумал в 1966 году сенатор Роберт Кеннеди.
Автор подчеркивает, что стремительные изменения, происходящие в Поднебесной “вызывают сложности выстраивания эффективной стратегии взаимодействия с Китаем. Многие представления о нём быстро устаревают. Рекомендации в книгах даже десятилетней давности уже неактуальны. И сами китайцы не всегда чётко понимают, как себя вести в той или иной ситуации”.
Второй тезис: “Современный Китай – страна контрастов”, что неизбежно в период быстрых изменений. “Одни части страны богатели быстрее, чем другие; для одних регионов рыночная система подходила лучше, чем для других. Пекин это отлично понимает: и главной исторической миссией Си Цзиньпина, помимо реализации «китайской мечты о великом возрождении нации», служит как раз преодоление этих диспропорций, побочных эффектов экономических реформ. Речь прежде всего о социальном неравенстве, об огромных контрастах между более и менее развитыми провинциями, центром и периферией и, конечно же, между городом и деревней. В каком-то смысле это действительно два разных Китая: там разные экономические уклады, разный уровень жизни”.
Третий тезис: “Китай – очень разнообразная страна в этническом, экономическом, географическом плане. И – что важно – полицентричная. Когда выше упоминались контрасты между центром и периферией, речь шла не об одном центре, как, например, в России, а о нескольких. Прежде всего, это регион южного нижнего течения Янцзы (Шанхай плюс соседние провинции), дельта реки Чжуцзян (Гуанчжоу, Шэньчжэнь, Гонконг и территории вокруг них), столичный регион (Пекин, Тяньцзинь и провинция Хэбэй), а также район Сычуаньской котловины (Чэнду, Чунцин – новые важные центры).
Эту полицентричность иногда можно даже ошибочно принять за разделённость”.
В то же время, абсолютизация региональных стереотипов ошибочна, тем более, что “все последние десятилетия китайское руководство реализует множество разных мер, чтобы преодолеть исторические предпосылки к разобщённости”.
Речь идет и о материальной связанности [высокоскоростные железные и автомобильные дороги, мощное авиасообщение] и об информационной [телевидение и социальные сети].
“Кроме того, широко (в гораздо большей степени, чем, например, в России) распространена практика, когда человек родился в одном месте, учился в другом, работает в третьем, а жена у него из четвёртого. Всё это объединяет Китай, «лепит» из него единую нацию.
А элита едина в ещё большей степени. И с точки зрения её функционирования не имеет принципиального значения, из какой ты провинции родом или где учился”.
NB! “Поэтому тезис о том, что Китай не един, и в элите всё определяется принадлежностью к некой «субэтнической группе», далеко уводит от действительности в придуманный Китай, гораздо более архаичный, чем он есть на самом деле”.
“Четвёртый тезис”: “Китай – партократическое государство, им действительно управляет партия”.
При этом важно понимать, что КПК далеко ушла от советских моделей.
“В эпоху Си Цзиньпина влияние партии планомерно возрастает, а последние решения показывают, что во время третьего срока Си нас ждут революционные изменения, способные привести даже не к дублированию, а подмене государства партией”.
Пятый тезис: “Характерная примета эпохи Си Цзиньпина – рост реваншистских и националистических настроений. Пропаганда настойчиво культивирует представление о том, что Китай пережил долгий «век унижений», связанный с давлением западных держав, и только сейчас восстанавливает историческую справедливость, то есть возрождается в качестве одного из мировых лидеров. Это устойчивое представление является базовым для китайского общества как на внутренней, так и на внешней арене. Вся «китайская мечта», заявленная Си Цзиньпином (а полностью концепция формулируется как «китайская мечта о великом возрождении китайской нации»), проникнута духом реваншизма”.
И хотя остриё китайского реваншизма направлено на “коллективный Запад”, рост китайского национализма потенциально затрагивает и российско-китайские отношения. “При этом сейчас есть политическая воля замалчивать и сглаживать противоречия, и отношения между Россией и Китаем – хороший пример того, как сотрудничество развивается не благодаря истории, а вопреки”.
Шестой тезис: собственная отстраненность современного Китая от процессов глобализации.
“С одной стороны, никто в последнее десятилетие не говорил так много об интеграции и сопроцветании разных народов, как Китай. С другой – на политическом уровне Пекин всячески подчёркивает, что глобализация не должна означать стирания цивилизационных особенностей (…) На уровне же бизнеса и общения с обывателями хорошо заметно, что Китай в процессе быстрых перемен так и не начал ощущать себя частью глобализованного мира. Он по-прежнему убеждён в своей инаковости и невозможности влиться в общемировой плавильный котёл”.
Седьмой тезис: “Реальная бизнес-практика показывает, что при выходе на китайский рынок невозможно предугадать или спланировать коммерческий успех”.
Это не означает, что успех невозможен, но “не учитывать специфику китайского рынка и определённые культурологические моменты, которые хорошо известны специалистам, нельзя, но даже самые компетентные рекомендации иногда бессильны. Никогда не знаешь, что выстрелит. Главная причина – высочайшая конкуренция на сверхпривлекательном китайском рынке и воздействие разнонаправленных факторов”.
Восьмой тезис: “страна находится в сложном процессе преобразования социально-экономической модели. Это ключевой для понимания современного Китая процесс, успех в котором вовсе не гарантирован. Дело в том, что модель «китайского чуда», которая позволила ему достичь блестящих результатов, базировалась на трёх «китах». Первый – огромные резервы дешёвой рабочей силы. Второй – большой внешний спрос на китайскую продукцию. Третий – крайне благоприятная внешняя геополитическая среда. Все три условия сегодня по разным причинам неактуальны. Пекин это чётко понимает и пытается как минимум делать работу над ошибками прошлых десятилетий, как максимум – придумать новую модель развития”.
Модель роста китайской экономики по-прежнему базируется на огромных внутренних инвестициях в инфраструктуру. Происходят интервенции капитала во внутренний спрос, что порождает множество неэффективных экономических проектов и создаёт феномен «большой стройки». Это, в свою очередь, порождает огромный внутренний долг, ведёт к «надуванию пузырей» в разных сферах экономики, способствует коррупции. За десять лет правления Си Цзиньпина, несмотря на заверения о «всемерном углублении реформ», реально ничего не изменилось. Были только купированы определённые моменты: например, действительно улучшилась ситуация с экологией.
“В целом же у Пекина есть системные проблемы, из осмысления которых можно сделать вывод, что КНР находится на пике развития. Иначе говоря, страна не будет принципиально сильнее, чем сейчас. Стагнация (которую очень легко будет принять за процветание) может длиться долго, до нескольких десятилетий. В течение всего времени Россия будет значима для Китая как важный стратегический тыл, поставщик жизненно необходимых ресурсов, ключевой внешнеполитический партнёр”.
Рекомендуем также пост ТГ-канала “Китайская угроза” под названием
“Почему важно отслеживать внутренние дискуссии в Китае?”. Ответ – там прямо говорят о том, о чем политики Китая никогда не скажут в открытую.
В посте приводятся тезисы из выступления Янь Суэтуна, директора Института международных исследований Университета Цинхуа и главного редактора “Китайского журнала международной политики”.
- Сформировалась биполярная международная структура США – Китай. Никакой многополярности нет. Многополярность относится к процессу, который продолжается более 30 лет. Однако мы пока не увидели никаких многополярных результатов.
- Почему политикам нравится использовать термин “многополярность”? Если американцы не будут использовать этот термин и выберут вместо него биполярность, это будет означать признание того, что Китай и США одинаково могущественны.
Напротив, Россия, Индия, Япония, Бразилия и европейские страны готовы использовать термин “многополярность”, потому что, если бы они использовали термин “биполярность” вместо этого, это было бы принижением самих себя и признанием того, что они уступают США и Китаю.
Аналогичным образом, Китай настаивает на использовании многополярности, потому что, если Китай этого не сделает, это приведет к унижению других.
- Настаивание на многополярности объясняется не тем, что объективный мир многополярен, а тем, что это политкорректно.
- Некоторые утверждают, что Европейский союз следует считать полюсом, поскольку его экономический масштаб аналогичен китайскому и американскому. Но так было со времен холодной войны. Так почему же Европа не считалась полюсом во время холодной войны? ЕС был основан в конце холодной войны, так почему же период после окончания холодной войны был назван однополярным?
Первым, открыто признавшим биполярный мир, был президент Франции Эммануэль Макрон. 27 августа 2019 года он выступил с речью на собрании дипломатических представителей.
Макрон сказал, что нужно признать, что западной гегемонии, возможно, пришел конец, и миру в конечном итоге придется вращаться вокруг двух полюсов, Соединенных Штатов и Китая, а Европе придется выбирать между ними.
- В чем разница между сегодняшней биполярной моделью и той, что была во времена холодной войны с экономической точки зрения? Это цифровая экономика. Доля цифровой экономики в ВВП или национальном богатстве крупнейших стран продолжает расти, приближаясь к 50% или превышая их. Это связано с тем, что цифровая экономика растет в 1,5 раза быстрее, чем экономика в целом. (…) Цифровая экономика станет основным источником национального богатства. Все крупные страны делают упор на цифровую экономику как ключевую область экономического развития, но они отличаются тем, сколько они могут сделать”.