Мечта о совершенном обществе / государстве существует с глубокой древности, и на сегодня накоплен огромный список проектов по его созданию, который продолжает пополняться. Был предпринят целый ряд попыток реализовать некоторые из этих идей на практике. Однако, человечество в целом и каждая нация в частности по прежнему далеки от общества всеобщего благополучия и счастья.
В чем же проблема? В недостаточной мудрости тех, кто пытался спроектировать такое общество и реализовать его на практике? Но изучая данную тему мы будем сталкиваться с величайшими умами своих эпох.
Может быть, загвоздка в несовершенстве людей? А вот это предположение значительно ближе к истине.
I. От животного начала к человеческому обществу. И обратно.
Базовые инстинкты человека ничем не отличаются от животных: обеспечение себя пропитанием, производство максимального потомства и социальное доминирование. Последнее – в силу того, что человек является “общественным животным”.
В чистом виде эти инстинкты были характерны для первобытного человека, – их реализации была подчинена вся его жизнедеятельность.
В связи с этим возникает два ключевых вопроса. Первый – какой численности “общество” можно построить на основе этих базовых инстинктов?
На этот вопрос у антропологов имеется ответ: размер общин первобытных людей – “собирателей и охотников” составлял в среднем 30 особей с весьма небольшими отклонениями от этой численности.
Второй – каким образом из этих небольших групп возникли намного большие коллективы, а затем – государства?
В отношении этого вопроса существует множество гипотез и теорий, часть из которых мы будем с вами разбирать и анализировать. При этом диапазон научных предположений был ничуть не меньше, нежели религиозных космогоний.
Например, одной из наиболее популярных на Западе сегодня является “инцестная теория” французского социолога и антрополога Клода Леви-Стросса.
Леви-Стросс доказывал, что выделению человека из мира природы, как первому шагу к дальнейшему созданию государства, стал запрет на инцест.
Конечно, если таковой запрет взять за отправную точку, то следуя за Леви-Строссом можно согласиться, что поддержание запрета на инцест потребовало выделения особой группы людей, в чьи обязанности входили бы как контроль за соблюдением запрета, так и применение неких наказаний за его неисполнение. И далее, можно представить себе постепенное образование структуры, поэтапно перерастающей в государство.
Важнейшим рациональным зерном этой теории является положение о том, что государство возникает из введения ограничений на проявления инстинктов, – в данном случае инстинкта размножения.
Но и слабых мест в “инцестной теории” хватает. Можно указать на ее умозрительный характер, в рамках которого мы теоретическую возможность некого процесса (из запрета на инцест – к созданию государства) принимаем за осуществленную реальность.
И она порождает еще один вопрос: был ли этот запрет исходной точкой или только промежуточным звеном выработки неких еще неписаных, но уже строгих правил “человеческого общежития”?
Ведь для внедрения запрета на инцест, контроля над его исполнением и наказанием ослушников нужна была, как справедливо указывает Леви-Стросс, отдельная категория людей, обладающая – в современной терминологии – определенными полномочиями, включая важнейшее – право на насилие. Откуда взялись эти люди? Если это некие жрецы, то, значит, первоосновой является религия, в рамках которой был введен запрет на инцест, соблюдение которого было кому контролировать.
Еще один важный момент: каким образом первобытным людям при том высочайшем уровне младенческой и детской смертности стали понятны дополнительные риски инцеста? Для этого, как минимум, люди должны были жить оседло достаточно большими коллективами, а наблюдения накапливаться на протяжении многих и многих поколений. Кто были эти люди – передававшие друг другу свои наблюдения на продолжении столетий?
Оставим пока этот вопрос без ответа, но определимся с некой отправной точкой наших размышлений. Любое человеческое общество, выходящее за рамки превобытнообщинного, всегда характеризуется некой социальной нормой и социальными ценностями, которые заведомо ограничивают базовые человеческие инстинкты. Часть контроля над соблюдением социальной нормы и следованием социальным ценностям общество в какой-то момент передает специально созданной для этого структуре – государству, часть оставляет за собой. [Упрощая, можно сказать, что нарушитель – в зависимости от проступка – может быть наказан государством, а может стать изгоем в обществе].
Рекомендуем Вам фрагмент беседы доктора биологических наук, профессора, заведующего лабораторией развития нервной системы НИИ морфологии человека Сергея Савельева про человеское общество, его сходства и различия с животным миром.
Г-н Савельев эпотажен, многие его идеи спорны и вызывают не только полемику, но и жесткую критику. Тем не менее он, выступая в качестве популяризатора науки, способен достаточно просто и доступно формулировать весьма сложные идеи.https://www.youtube.com/embed/3zWE9bCBMK0?start=181
P.S. В конце беседы г-н Савельев предлагает свою концепцию улучшения человеческого общества – “церебральный сортинг”, который сводится к возможности отбора людей по способностям на основе знаний морфологии мозга, при помощи томографа высокого разрешения (нужная степень разрешения еще не достигнута, но вполне реалистична).
“Церебральный сортинг” является типичной утопией – попыткой силой разума, опираясь на нучное знание, создать совершенное общество.
NB! Мы используем здесь термин “утопия” в социологическом, т.е., нейтральном смысле, как нормативный социальный идеал общества.
II. О чем мечтают философы?
Перенесемся в Древнюю Грецию. Здесь доминировал сакральный взгляд на происхождение полисов – городов-государств, каждый из которых – по преданию – основал тот или иной бог, богиня или их сын от связи со смертными. Соответственно, боги или их смертные дети и устанавливали законы для жителей.
Понятно, что при достаточно высоком уровне критического мышления, существовавшем в Древней Греции, многие вполне обоснованно полагали, что законы все-таки установлены людьми, а ссылка на богов – попытка сделать их неизменными.
Принятие факта человеческой природы законотворчества поставило естественный вопрос о том, могут ли люди создать совершенные законы по которым будет жить совершенное государство?
Философ Платон (527 – 447 до РХ) в одном из своих ключевых диалогов – “Государство” дает следующее определение “совершенного государства”: “оно мудро, мужественно, рассудительно и справедливо”.При этом:
- “Государство, основанное согласно природе, всецело было бы мудрым благодаря совсем небольшой части населения, которая стоит во главе и управляет, и ее знанию. И по-видимому, от природы в очень малом числе встречаются люди, подходящие, чтобы обладать этим знанием, которое одно лишь из всех остальных видов знания заслуживает имя мудрости”;
- “Называя государство робким или мужественным, кто же обратит внимание на что-нибудь иное, кроме той части его граждан, которые воюют и сражаются за него? (…) Ведь, думается мне, по остальным его гражданам, будь они трусливы или мужественны, нельзя заключать, что государство такое, а не иное”;
- “[Рассудительность государства]: у правителей, и у подвластных существует согласное мнение о том, кому следует править”.
- “[Государство создается] непременно во имя целого. Так вот это целое и есть справедливость (…) Мы установили, что каждый отдельный человек должен заниматься чем-нибудь одним из того, что нужно в государстве, и притом как раз тем, к чему он по своим природным задаткам больше всего способен (…) Заниматься своим делом и не вмешиваться в чужие – это и есть справедливость”.
Платона часто обвиняют в том, что он пропагандировал кастовое общество с элементами евгеники. Да, формально мы видим касту правителей – мудрых философов, касту “стражей” – защитников государства от внешних врагов и принуждающих граждан к соблюдению законов и собственно народ. Однако, государство Платона создается как раз для блага народа: правители и стражи не имеют имущества и семьи (жены и дети у них общие), вся их деятельность посвящена служению народу.
Но в чем суть этого служения? Платон с древнегреческой прямотой указывает, что в совершенном государстве “жалкие вожделения большинства подчиняются разумным желаниям меньшинства”.
Т.е. Платон ставит вопрос о создании такой общественно-политической системы, в которых та часть человеческой природы, которая следует животным инстинктам, ставится в весьма жесткие ограничительные рамки.
III. Кто и как создаст совершенное государство?
Диалоги Платона не случайно многие столетия, вплоть до современности, являются источником вдохновения многих мыслителей, которые либо развивали или интерпретировали его идеи, либо горячо дискутировали с ними. Ведь он первым поднял вопрос о том, как от существующего государственного устройства перейти к совершенному?
Сам Платон не был полностью уверен в реалистичности такого перехода; вначале он склонялся к отбору детей и их воспитанию как граждан будущего государства, которое, возможно, будет создано с “нуля”.
А в своем последнем диалоге “Законы” он устами главного героя – Афинянина (за которым легко угадывается сам престарелый Платон) говорит: “Дайте мне государство с тираническим строем. Пусть тиран будет молод, памятлив, способен к учению, мужествен и от природы великодушен; пусть, кроме того, душа этого тирана обладает теми свойствами, которые, как мы сказали раньше, сопровождают каждую из частей добродетели. Только тогда от остальных его свойств будет польза”.
Заметьте, – это тот самый Платон, который примерно за 10 лет до этого называл тираническое правление наихудшим из всех возможных – после царской власти (в смысле царя-философа), аристократии, тимократии (т.е. власти военных), олигархии и столь нелюбимой Платоном демократии. Причем, личная история отношений Платона с тиранами была крайне малоприятной, чего мы коснемся в отдельном эссе.
[Термином “тиран” в Древней Греции обозначали самовластного правителя, захватившего власть силой и его наследников, соответственно “тирания” – это осуществление тираном своих властных полномочий. Эти термины не носили в то время столь негативного оттенка как сейчас, но в целом тираническая власть на фоне преобладающей демократии и смешанных форм правления в Древней Греции не одобрялась. Как пример: когда, по преданию, Питтака – одного из “семи греческих мудрецов” – спросили: «Что на свете самое удивительное?» Он ответил: «Тиран, доживший до старости»].
Есть еще одно немаловажное отличие между оптимистичным настроем “Государства” и оставляющими весьма мрачное впечатление “Законами”.
В “Государстве” Сократ (участник, а чаще всего – главное действующее лицо всех диалогов Платона, кроме “Законов”), вопрошает своих собеседников: “Но скажи, ради богов, отважимся ли мы устанавливать какие-либо законы, касающиеся рынка, то есть насчет тех сделок, которые там заключаются, а если угодно, то и насчет отношений между ремесленниками, перебранок, драк, предъявления исков, назначения судей? А тут еще понадобится взыскивать и определять налоги то на рынке, то в гавани – словом, вообще касаться рыночных, городских, портовых и тому подобных дел.”
И собеседники приходят к выводу, что такие законы не нужны.
Кроме того, Сократ в “Государстве” утверждает, что “не стоит нам давать предписания тем, кто получил безупречное воспитание: в большинстве случаев они сами без труда поймут, какие здесь требуются законы”; также он не считает необходимым законодательно устанавливать принципы воспитания.
Но уже в “Законах” все сферы жизни – от рождения и воспитания до торгово-рыночных отношений предполагается самым тщательным образом законодательно регулировать. Престарелый и умудренный жизненным опытом Платон уже не питал никаких иллюзий относительно эволюционного метода построения совершенного государства. Более того, книга VIII диалога “Государство” – прекрасное описание деградации совершенного государства под влиянием пороков человеческой природы от царской или аристократической власти к тимократии, олигархии, демократии и тирании.
В диалоге Платона “Законы”, несмотря на всю вымышленность ситуации, мы можем обратить внимание на два момента.
Во-первых, пожилые законодателя (Клиний с Крита, Мегилл из Спарты) готовы критически обсуждать критские и спартанские законы, несмотря на то, что они были установлены для Крита мифическим Миносом – сыном Зевса и Европы, а для Спарты – полумифическим Ликургом (якобы потомком Геракла) по согласованию с дельфийским оракулом, т.е. по воле Аполлона.
Т.о., мудрецы-философы готовы доказывать, что создание совершенного полиса / государства вполне под силу человеческому разуму, разумеется, при определенном божественном вдохновении.
Во-вторых, собеседники обсуждают обустройство колонии, создаваемую критянами, в которой они осуществляют “внешнее управление” и могут изначально дать любой свод законов.
Фактически, Платона можно считать предтечей столь популярного, начиная со Средних веков жанра “Утопии”, который сыграл и все еще играет очень важную роль в развитии социологической мысли.
Рекомендуем вам краткую лекцию Виктора Вахштайна – кандидата социологических наук, профессор, декан факультета социальных наук МВШСЭН, декан Философско-социологического факультета Института общественных наук РАНХиГС, в которой он с научной точки зрения разбирает значение утопического мышления, как с исторической, так и с социологической точки зрения.
В качестве эпиграфа к этой мини-лекции мы бы выбрали следующий:“Не бойтесь мечтать о совершенном обществе. Бойтесь воплощения этой мечты!”https://www.youtube.com/embed/eycVW-Wqfq0
Кроме того, рекомендуем прочитать статью “Где взять мечту” из журнала “Эксперт” от 18.12.2014, в которой в легкой и ироничной форме дана типология совеременных утопий.