1. Христианство и русская культура
Русская культура немыслима без христианства, которое является фундаментом русского общественного мировоззрения даже на лингвистическом уровне. Известно, что после крещения Руси наш язык получил множество греческих заимствований, используемых при богослужебных практиках, а также «калек» со слов и выражений из этого языка (калька – это когда по «схеме», использованной в чужом языке, создается свое слово, на базе собственных словесных корней). Плюс основой церковнославянского языка были южнославянские слова, которые тоже обогатили наш лексикон: ср. горожанин (исконное слово) – гражданин (то же слово, но только в южнославянской «огласовке»).
Таким образом, русская языковая реальность испытала существенное влияние христианства, церковного понятийного аппарата, богослужебных слов и выражений. Даже атеистически настроенные коммунисты волей или не волей апеллировали к церковному коду. Ср., например, второй тезис из одного из основополагающих коммунистических документов – «Кодекса строителя коммунизма»: «Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест». Это цитата из Библии, а конкретно – из Второго послания к Фессалоникийцам апостола Павла (3:10): «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь».
Да и вождь мирового пролетариата – главный атеист СССР В.И. Ленин не только использовал библейские слова и выражения, но делал это часто и охотно. Исследователи Л.К. Байрамова, П.Н. Денисов подсчитали (1), что первый глава советского государства употребил не менее 740 библейских фраз и выражений (исследовалось изданное в СССР Полное собрание сочинений В.И. Ленина). Если человек, жестко и последовательно отстаивавший антирелигиозные мероприятия, так много цитирует Библию, то что говорить о лояльно настроенных к христианству общественных деятелях, мыслителях, писателях?
Таким образом, русская культура, в целом, и русская литература, в частности, постоянно обращается к Библии как источнику мудрости и общечеловеческих знаний. Однако «валентность» таких апелляций весьма различна. В царское время противниками религии были, как правило, те, кто сочувствовал левым, то есть революционным идеям. Лево-коммунистические и атеистические взгляды, как правило, шли рука об руку. Например, А. Герцен, Н. Чернышевский, В. Белинский, Н. Добролюбов, а затем – М. Горький, В. Маяковский, Н. Островский и т.д. последовательно отстаивали если не антирелигиозные, то уж, по крайней мере, нерелигиозные воззрения. Соответственно, люди правых взглядов, в частности, славянофилы, наоборот, были проводниками христианских идей (например, А. Хомяков, И. Киреевский, К. Аксаков). Среди классиков русской литературы также много людей, исповедовавших христианство, что не отменяет разное отношение к этой религии у писателей и поэтов. Например, Пушкин и Лермонтов – если обратиться к их сочинениям – вполне могут быть названы христианами. Образцами духовной поэзии стали стихи Пушкина «Отцы пустынники и жены непорочны», «Пророк». Для Лермонтова был важен жанр молитвы («Не обвиняй меня, всесильный…», «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…», «В минуту жизни трудную…»), однако насколько по-разному воспринимаются стихи двух классиков! У младшего из них звучат нотки разочарования (особенно в первом из названных стихов) и тоски, в то время как Пушкин поднимается до высокого пафоса и даже религиозного оптимизма.
Таких примеров «разного христианства» у наших классиков можно отыскать довольно много. Сила веры и «уровень» воцерковленности у русских христианских писателей и поэтов очень разный. На одном его полюсе будет, допустим, Булгаков с его неоднозначным отношением к христианству и Христу (см. его роман «Мастер и Маргарита»), на другом – Борис Зайцев и Иван Шмелев. Исследователь «духовного реализма» в литературе русского зарубежья А.М. Любомудров отмечает: «Нужны были потрясения революционных лет, тяготы изгнанничества, чтобы художники, навсегда разлученные с родиной земной, обрели родину духовную – Святую Русь. Таковых было очень немного. Среди писателей первого ряда, классиков – всего двое: Зайцев и Шмелев. Их без оговорок можно назвать православными писателями. Они являются таковыми и по личному мировоззрению, и по содержанию своего художественного предмета» (2). То есть по мнению, Любомудрова, другие авторы могут быть отнесены к христианским писателям с оговорками, а некоторые, традиционно относимые к таковым, и вовсе низводятся исследователем в категорию фактически нехристиан. В любом случае, здесь достаточно точно фиксируется широкая амплитуда воззрений русских писателей и поэтов на христианскую веру. Такой же широкий спектр взглядов на христианство демонстрируют и современные авторы.
2. Христианство «почвенное» и христианство «социалистическое»
В девяностые годы прошлого века вопрос о христианстве в русской литературе был на периферии общественных дискуссий. Церковь в России еще только восстанавливала свое было влияние на умы людей, не являясь полноценным общественно-политическим «игроком». Соответственно, и писатели рассматривали Церковь в первую очередь как «осколок прошлого», то есть как нечто пришедшее из царских времен, а значит – экзотическое. При этом в девяностые начинал формироваться пласт советских писателей, которые сделали разворот по направлению к христианским ценностям. По сути, стали постсоветскими христианскими писателями. Таковы были, например, Виктор Лихоносов, Виктор Потанин, Борис Екимов. Однако они находятся на более консервативных и традиционных позициях, их можно назвать христианами “почвенными”.
Однако среди старшего поколения есть и другие люди. Воцерковленный, ориентированный на русское православие писатель Александр Проханов одновременно является и… сталинистом! По сути, он является одной из самых ярких фигур такого русского христианского крыла, которое можно условно назвать “христианским социализмом”. Представители этого неинституционализированого движения частью объединены вокруг такой организации, как Изборский клуб. Казалось бы: как можно соединить фигуру советского генсека, проводившего жесткую антицерковную политику, и православие? Вот как это объясняет сам Проханов: “Мне кажется, что Сталин как образ русского правителя вмещает в себя глубинный консерватизм, то есть он усваивает все формулы, символы, смыслы, предшествующие русской централистской имперской истории и одновременно он запускает великий проект, он рвется вперед. Вот эта форма, называйте ее сталинизмом, называется ее экономическим консерватизмом, как угодно, она мне очень импонирует и, мне кажется, что она для любой страны, в том числе, для России крайне прогрессивной формой является” (3).
К этому же крылу относится относительно молодой писатель Захар Прилепин. Наиболее ярким его православно-советским “манифестом” стал роман 2014 года “Обитель”. Свои мысли по поводу глубинной непротиворечивости православия и социализма писатель вкладывает в уста одного из героев, репрессированного священника: «Адовы силы и советская власть – не всегда одно и то же. Мы боремся не против людей, а против зла нематериального и духов его. В жизни при власти Советов не может быть зла – если не требуется отказа от веры». В какой-то мере с этим же крылом, которых можно обозначить еще и как православные государственники, соотносится и такой писатель, как Михаил Тарковский, который, впрочем, явно не высказывает левых идей, однако его проза, если так можно выразиться, “наступательна”: она есть прямой призыв, нередко художественные высказывания даются в виде прямых императивов. «Наша великая литература – младшая сестра молитвы», – говорит главный герой повести «Полет совы». А, наверное, ключевым заветом произведения становится фраза: «Главное не какие качества тебе дадены, а как ты Божьему в себе помогаешь». Здесь же возникает и тема опрощения, только не в толстовской ее огласовке, а скорее – в патриархально-почвенной.
Таким образом, указанные писатели находятся вне политической повестки, их христианство – интимно, оно есть повод поговорить с читателем о вечных вопросах, глубже раскрыть перед ним сущность русского православия. В этой связи интересен эксперимент Водолазкина – его роман “Лавр” (2012), где делается попытка дать житие святого, но при этом поговорить о святости на современном языке, дать становление героя в формах, понятных нынешнему читателю.
3. Альтернативное крыло в современной русской литературе
После 2000 года православие стало мощным фактором, цементирующим русскую государственность. Многие упрекали Церковь за то, что она слишком сблизилась с государственным аппаратом.
Соответственно, писатели либерального толка, особенно оппозиционные к современной власти, нередко критикуют русскую Церковь. Идейные сшибки, которые сегодня происходят между геополитическим Западом и Востоком, проецируются на отношение между либеральным обществом и православием.
Выводы
Итак, сегодня в России сформировалось как бы два лагеря писателей по отношению к христианству: одни считают его фактором, тормозящим цивилизационное развитие, утягивающим страну “в средневековье”. Вторые, наоборот, полагают, что залогом развития государства, в том числе и материального развития, является укрепление духовных скреп, основной из которых испокон была православная вера. Между этими двумя полюсами есть спектр авторов в той или иной степени близких к христианству или далеких от него. Думается, что острота вопроса в ближайшее время снята не будет, потому что геополитический кризис между глобальным Востоком и глобальным Западом, видимо, разрешится не скоро.