Часть 5. Крепкая семья

Цикл статей из 10-ти частей, посвященных анализу Указа Президента РФ от 09.11.2022 № 809 “Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей”.

Статья посвящена обсуждению того, что есть «крепкая семья» и что означают те современные тенденции развития семьи, которые обычно интерпретируются как ее кризис. Рассмотрена роль государства в укреплении семьи и в управлении демографическими процессами.

Содержание:

Введение. Семья как основа социокультурного воспроизводства
1. В.В. Путин: «…крепкая семья как национальная идея»
2. Главный признак крепкой семьи
3. Тенденции развития современной семьи
4. Спор «фамилистов» и «модернистов» о характере трансформации семьи
5. Социокультурные основания нормы малодетности
6. Роль российского государства в укреплении семьи и управлении демографическими процессами
Выводы
Дальнейшие исследования

Введение. Семья как основа социокультурного воспроизводства

Увидеть семью в списке традиционных ценностей, обозначенных в Указе Президента [17], было вполне ожидаемо: семья – важнейший социальный институт в плане воспроизводства общества и культуры. Возможно, даже самый главный и, как сказали бы теоретики, системообразующий.

Возникнув на заре цивилизации, семья выполняла и до сих пор выполняет много социально полезных функций. В традиционном обществе семья была хозяйственной единицей, основой функционирования сельскохозяйственного, а нередко и ремесленного производства. В индустриальном и современном (постиндустриальном, информационном) обществах экономическая функция семьи свелась к ведению домашнего хозяйства (в городских условиях минимального), поэтому на первое место выдвинулась ее репродуктивная функция – рождение и воспитание детей. Хотя к процессу «воспроизводства человека» активно подключаются другие социальные институты (в первую очередь, школа и государство, а сегодня можно говорить ещё о СМИ, особенно электронных), семья остается тем местом, где человек впервые приобщается к культуре (учится родному языку, усваивает, «что такое хорошо и что такое плохо»), проходит первичную социализацию.

Семьи могут быть разными: многопоколенными и нуклеарными, патриархальными и эгалитарными, бездетными, малодетными или многодетными. Список можно продолжать. Однако Указ Президента изящно избегает всех этих определений, обозначив семью единственным прилагательным – «крепкая».

А что значит «крепкая»? Существуют ли какие-то маркеры, чтобы измерить степень этой «крепости»? Является ли крепкой современная российская семья? Если нет, то можно ли как-то ее укрепить? Что в этом плане может сделать наше государство?

1. В.В. Путин: «…крепкая семья как национальная идея»

К счастью, нам не надо ходить по толковым словарям, уточняя смысловое поле слова «крепкий». Относительно недавно (в октябре 2021 г.) наш президент уже сам пояснил, что же он имеет в виду под словами «крепкая семья». Выступая на съезде партии «Единая Россия», В.В. Путин сказал:

«Часто слышу, что нам нужна национальная идея, все об этом говорят, образ будущего. Вы знаете, уважаемые друзья, я стараюсь избегать каких-то высокопарных слов, но считаю, что крепкая благополучная семья, в которой растут двое, трое, четверо детей, и должна быть вот этим образом будущего России. Ничего здесь придумывать и не нужно» [14].

Отметим попутно, что возведение семьи в ранг национальной идеи встречалось у отечественных обществоведов задолго до этой речи В.В. Путина: см., например, статью А.В. Бодрова 2015 г. [2] или монографию Ф.С. Тумусова 2008 г. [16]. Также отметим, что в нашей стране уже 15 лет (с 2008 г.) отмечается День семьи, любви и верности, приуроченный к православному празднику почитания святых – Дню Петра и Февронии (25 июня по старому стилю – 8 июля по новому).

Аналогичная идея зародилась и в нашем союзном государстве Беларуси: в 2013 г., в Международный день семьи МБФ «Семья – Единение – Отечество» выдвинул на всенародное и международное обсуждение концепцию «Культ семьи – национальная идея Беларуси» [10]. В тексте этой концепции совершенно верно утверждалось, что «семья – колыбель и хранительница нравственности», что «живая преемственность поколений, начинаясь в семье, обретает свое продолжение в любви к предкам и отечеству, в чувстве сопричастности к истории» [10]. Действительно, люди безнравственные, эгоистичные, неспособные любить и созидать, редко создают семьи, как правило, не рожают и не воспитывают своих детей: «самовыпиливаются» из продолжения рода. Вместе с ними – и тот асоциальный заряд, который они в себе несли, их система ценностей. Действительно (продолжаю с удовольствием цитировать документ братьев-белорусов), «в эпоху масштабных социально-экономических преобразований крепкая, традиционная семья создает еще не осознанный многими социальный капитал – это нравственные общественные отношения» [10].

Оставим пока в стороне вопрос, до какой степени крепкая семья может служить «национальной идеей». Отметим лишь то, что она, кроме ценности самой по себе, есть оплот ряда других традиционных ценностей, отмеченных в Указе Президента, например, нравственности и патриотизма: «…любовь к Родине и Отечеству зарождается в нас от любви к матери и отцу» [10]. К ним можно добавить и ценность созидательного труда (ибо семейная жизнь, особенно рождение, воспитание детей и уход за ними – это тяжелый и многолетний труд, требующий самоотдачи и самоограничений), взаимопомощь и взаимоуважение (без чего невозможны полноценные супружеские отношения). Очевидно, что в идеале семья – это еще и живая связь поколений, неформальная передача исторической памяти. В общем, семья – это особая ценность, которую можно было бы назвать самой первой в перечне традиционных ценностей.

2. Главный признак крепкой семьи

Так что же сказал президент в вышеприведенной цитате? Обобщим наши рассуждения: он не дал какого-либо теоретического определения понятию «крепкая семья», но зато четко обозначил «маркер», критерий такой семьи. В.В. Путин сказал, что в этой семье растет двое, трое или четверо детей. Заметим, что это именно столько детей, сколько необходимо для воспроизводства населения или даже чуть больше. То есть, крепкая семья – это семья, способная обеспечить завтрашний день страны. По-своему, это очень точный критерий, хотя в нем не названо ни количество лет, которые супруги должны провести в браке, чтобы считаться «крепкой семьей», ни характер их взаимоотношений (патриархальная семья или эгалитарная), ни других признаков. Подобные уточнения тут действительно излишни. Не важно, в каком смысле семья «крепка». Важно только одно: этой «крепости», прочности должно быть достаточно, чтобы вырастить, «поднять на ноги» двоих или более детей, сформировать в их сознании те базовые ценности, которые позволят им стать «прочным звеном» в «цепи поколений».

Даже без обращения к демографическим исследованиям связь между крепостью (устойчивостью) семьи и многодетностью понятна и очевидна. Если женщина не уверена в своем супруге, если есть опасность разрыва отношений, то вряд ли женщина будет рожать в этом браке двоих-троих детей: в одиночку, на обломках семьи (даже при помощи бабушек и дедушек) вырастить их будет сложно. Аналогично супруг: вряд ли в нестабильном браке мужчина будет настроен на прибавление в семействе.

Пора задать вопрос: сколько же в нашей стране сейчас таких уверенных в своем браке мужчин и женщин, то есть, тех семей, о которых говорил президент?

По данным АСИ (агентства стратегических исследований при правительстве РФ), в настоящее время у нас в стране 37% семей с одним ребенком. Родить второго ребенка решаются 34% семей, третьего – 19%, четвертого – 6%, пятого и последующих – 4%.

Эти цифры, как и социологические исследования, свидетельствуют, что у нас утвердилась норма малодетности (1–2 ребенка на семью), то есть, тот уровень функционирования семьи, когда она не обеспечивает простого воспроизводства населения. Действительно, с 2017 года страна снова вступила в открытую фазу депопуляции (сокращения населения): низкую рождаемость теперь не покрывает даже приток мигрантов. Суммарный коэффициент рождаемости (количество детей на 1 женщину детородного возраста) в РФ в последние три года держится на уровне 1, 5 (при необходимых 2,15).

Справедливости ради заметим, что именно такой коэффициент рождаемости имеют и страны ЕС (средний показатель, самый низкий – в Испании и Италии: 1,2). Таким образом, мы имеем дело не с чисто российской проблемой, а с неким трендом, характерным для стран Европы, Северной Америки и некоторых стран Азии (прежде всего, Японии).

Что же происходит у нас и в этих странах с институтом семьи?

Тенденции развития современной семьи

Обратимся к отечественной социологии, в частности, к работам Т.А. Гурко, автора двух монографий о семье и родительстве [7; 8]. Она считает, что «развитие института семьи в России в целом соответствует общемировым тенденциям при переходе от индустриальных к постиндустриальным обществам» [9, с. 44].

Тенденции, о которых идет речь, следующие.

1. Изменение структуры семьи.

Увеличивается количество неполных семей: в настоящее время их более трети. Увеличение незначительное, но стабильное: так, между переписями 2002 и 2010 гг. число материнских семей увеличилось с 27% до 29%, а отцовских – с 3% до 4%. Соответственно, уменьшилось число «полных» семей с детьми до 18 лет.

Эти цифры коррелируют с аналогичной статистикой по странам Европы и США. Там тоже распадается более половины заключенных браков. Правда, в конце 90-х – начале нулевых годов Россия побила тут «мировой рекорд», когда соотношение расторгнутых браков к заключенным перевалило за 80%. Некоторые социологи ставят под сомнение эти цифры (по причине введенных тогда особенностей выдачи свидетельств о расторжении брака). Но вполне вероятно, что они соответствуют действительности: когда общество в кризисе, то и его «ячейка» тоже.

В настоящее время соотношение расторгнутых браков к заключенным – на уровне 68-70%: например, в 2021 году было заключено 6,3 брака на 1 тыс. человек населения, а разводов – 4,4.

2. Изменение функций семьи, выражающееся в полной или частичной передаче ее функций общественным институтам.

Все больше и чаще семья разделяет с другими социальными институтами экономическую защиту своих членов, отдых, заботу о здоровье, образовании и социализации, уход за детьми, больными, инвалидами и стариками. Сфера услуг – ведущая сфера экономики в постиндустриальном обществе – готова и далее «разгружать» семью.

3. Ослабление патриархата как в супружеских отношениях, так и в отношениях детей и родителей, а также старшего поколения – бабушек и дедушек.

Конечно, в постсоветской России появились богатые семьи, где жёны находятся в экономической зависимости и часто моложе мужей, но их не так много. Во всяком случае, по результатам социологических опросов, патриархальный тип семьи занимает только второе место, а первое – эгалитарная семья, где муж и жена принимают решения совместно. Более того, появились семьи, где жена (чаще всего «бизнесвумен») приносит в семью больше денег, нежели муж, что в рамках традиционного общества было просто-напросто невозможно (напомним, что допуск девушек к образованию, даже к элементарной грамотности, – сравнительно недавнее явление).

4. Изменение этнического состава семей в условиях большого миграционного притока.

Тут, как пишет А.Т. Гурко, явные изменения, но, к сожалению, нет необходимых статистических данных, чтобы оценить ситуацию: «В странах, где третий демографический переход начался раньше, чем в России, публикуются статистические данные о рождаемости среди этнических групп (США) или рождаемости среди коренного и некоренного населения (ЕС). В России такой статистики нет (как, впрочем, и других важнейших показателей). Тот факт, что рождаемость среди прибывающих в Россию чадолюбивых жителей СНГ выше, чем среди коренного населения, заметно и без статистики» [9, с. 49].

По рассмотрении этих тенденций социолог обобщает, что «в 1990-е гг. произошли сексуальная, контрацептивная и феминистская революции в России, и с этим нужно считаться как с объективной закономерностью, которую вряд ли удастся переломить очередной консервативной концепцией» [9, с. 50].

Дополнительно к третьему пункту следует добавить еще одно немаловажное изменение.

Нуклеарная (одно-двухпоколенная) семья даже в своем «полном варианте» имеет тенденцию «сузиться» до фигуры женщины-матери. Именно она является тем родительским субъектом, с которым взаимодействует государство, школа и иные институты. К таким выводам приходят как консерваторы [1; 11], так и либералы [13; 18]. Ведь не семье, а именно женщине государство адресует свою помощь. Именно женщина, а не семья, мыслится ответственной за рождение и воспитание детей. Такое положение вещей и в массовом сознании в последние десятилетия становится доминирующим.

Очень показательна в этом плане повстречавшаяся мне не так давно интернет-дискуссия. Она развернулась под постом молодой блогерши: «Скатились в каменный век». Таким эмоциональным заголовком автор старт-топика отреагировала на прочитанную ею новость о том, что по итогам года в стране оказалось пять 17-летних россиянок, родивших по пятому ребенку. Дискуссия оказалась интересной тем, что в комментарии пришел мужчина явно патриархальных взглядов и задал блогерше резонный вопрос: «Чего плохого в каменном веке?». Другими словами: почему она так осуждает молодых девушек, посвятивших свою раннюю юность рождению детей?

Дискуссия быстро выявила ту модель семьи, которую имела ввиду хозяйка блога, рассматривая раннюю беременность как нечто «ненормальное» и даже асоциальное. Оказалось: она имела ввиду даже не семью, а именно одинокую женщину, которая сама должна обеспечить и воспитать ребенка. Муж или бабушки-дедушки в этом вопросе просто не принимались в расчет, выступая некой «переменной величиной», которая может быть, а может и отсутствовать. На это оппонент ответил, что, на его взгляд, рожать в 15 лет для девушки – это нормально, так как именно это время наиболее благоприятно для появления здорового ребенка: «…для рождения детей только это важно, а воспитывать будет не она, а бабушка, дедушка и муж». Еще одно высказывание того же комментатора: «Я встречал такие семейки – девочки там живут как за каменной стеной и прекрасно себя чувствуют. Все проблемы решает муж. Ей же не надо ломать голову на тему, бросят её или не бросят. Это патриархат – тут не бросают» (по материалам интернет-источников).

В общем, диалог очень показательный, ведь в нем хорошо высветилась та установка, которая по умолчанию существует в массовом сознании: рождение и воспитание детей – это сфера ответственности именно женщины (и только женщины!), а не семьи в целом. Последняя сразу сбрасывается со счетов, когда речь идет о детях. Соответственно, в этой ситуации места для многодетности просто нет!

Встаёт закономерный вопрос: как рассматривать все эти изменения? Можно ли говорить о кризисе семьи в современном обществе?

Спор «фамилистов» и «модернистов» о характере трансформации семьи

Для ответа на этот вопрос обратимся к двум школам отечественной социологии, по-разному трактующим вышеназванные тенденции (классификация школ и их названия не мои: взяты так, как это излагается в существующих учебных пособиях, например, Медков, В.М. Демография [11].)

Обе концепции признают, что трансформация российской семьи имеет основание в ведущих тенденциях развития современных обществ западного типа (куда они относят и Россию).

«Фамилисты» (А.И. Антонов [1], В.М. Медков [11], А.Б. Синельников [15] и др.) на основании дестабилизации семьи (рост разводов и нетрадиционных форм брака), уменьшения ее репродуктивной «производительности» делают вывод о кризисе семьи как социального института. При объяснении снижения рождаемости они, как и западные теоретики «второго демографического перехода», придают большое значение изменению системы ценностей, утверждению индивидуалистических установок, объясняя это опять-таки кризисом семьи: уменьшением ее влияния на формирование личности.

В качестве предлагаемых мер они выдвигают качественное изменение семейной политики с целью «закрепления семейных ценностей». Ряд «фамилистов» делает упор также на «возрождение религиозных ценностей». Вопрос об объективной заинтересованности государства в повышении рождаемости и увеличении числа многодетных семей не ставится: по умолчанию считается, что такая заинтересованность есть.

Там, где «фамилисты» видят кризис семьи, «модернисты» (А.Г. Вишневский [3–6] и другие) усматривают лишь ее развитие, соразмерное развитию общества. Вместо «системного кризиса» обществ западного типа, выражающегося в том числе и в депопуляции, модернисты видят общество с большими адаптивными возможностями, перестаивающееся по ходу своего цивилизационного развития.

Согласно А.Г. Вишневскому, «перводвигателем» всех этих изменений было такое достижение западной цивилизации, как увеличение продолжительности жизни человека. В соответствии с законом гомеостаза (стремления любой системы к стабильному состоянию), это привело к выработке социокультурных механизмов снижения рождаемости – сначала через поздние и необязательные для всех браки (Европа, XIX век, «мальтузианский вариант»), затем – через аборты и контрацептивы («неомальтузианский вариант»). Поэтому нет необходимости дробить этот единый процесс на первый, второй и третий демографические переходы, ища всякий раз новые «факторы» для объяснения появляющихся аспектов демографического развития. Урбанизация жизни (как причина первого перехода), кризис семьи (второго) и этнические трансформации западного общества (третий переход) – это все звенья одной цепи, начинающейся с повышения продолжительности жизни и, в конечном счете, являющейся составной частью прогрессивного развития западного общества [5].

Таким образом, на коэффициент рождаемости, не обеспечивающий простого воспроизводства коренного населения страны, модернисты взирают со стоическим спокойствием, полагая, что главной точкой регулирования демографических процессов сейчас может быть только продуманная миграционная политика. Что же касается семьи, то экономическая помощь (как и идеологическая поддержка) семьям, конечно, нужна, но по эффективности это только паллиативное решение проблемы, а по содержанию – не демографическая, а социальная мера (помощь бедным).

Наиболее убедительной мне представляется позиция «модернистов» в силу того, что они опираются на системный подход в понимании общества. Благодаря такому подходу, мы можем увидеть природу социальных норм (в том числе – нормы малодетности), не сваливая вину за депопуляцию общества на «эгоистичного индивида», который не хочет напрягаться с рождением и воспитанием детей. Не индивид придумывает социальные нормы – они есть выражение не его интересов, а интересов общества как целостной системы. Ведь в ХХ в. и учёные-естествоиспытатели, в рамках т.н. «системного подхода», осознали, что «целое не сводится к сумме частей, оно больше».

5. Социокультурные основания нормы малодетности

Конечно, про то, что рожать троих и более детей женщине нежелательно, никто открыто не скажет. Слава Богу, мы не в Китае: законодательного ограничения рождаемости нет. У нас, наоборот, часто и много говорится о том, что хорошо бы повысить рождаемость. Но после того как зачитаны все требования к «ответственному родителю», а также озвучен перечень всего того, что культура считает престижным и прогрессивным (в плане отдыха, образования, образа жизни современного человека), малодетность молча входит в аудиторию и усаживается во главе стола. Однако это уже (в свете сказанного) никого не удивляет, не вызывает никаких вопросов.

Норма реализуется скорее как практика, нежели теория. Никто не против многодетности теоретически. Но практически мало желающих родить трех и более детей. Никто не склонен осуждать многодетность как таковую, но стоит показаться многодетному родителю, как большинство наших современников перестает быть толерантными.

Самые «мягкие» вопросы, которые задают им все мало-мальски знакомые: как же вы собираетесь «поднимать» детей? Сможете ли их воспитать, выучить, оградить от «кривой дорожки»? За этими вопросами таится невысказанная претензия: родить родили, а воспитание хотите «сбросить» на государство (т.е. воспитателей в садике, учителей в школе, преподавателей в вузе)? А уж если ребёнок из такой семьи совершает правонарушение или тем более преступление, вердикт общественного мнения однозначен: «А чем думали, когда рожали?! Мало нам преступников и наркоманов?»

Конечно, сложно уделить внимание каждому из 3-х, 4-х детей, воспитать его, проявить к нему заботу и обеспечить его финансово, но неужели алкоголиками, наркоманами, преступниками не становятся всем обеспеченные, «заласканные» дети из семей, где они были единственными? Достаточно почитать сайты многодетных родителей, чтобы убедиться в том, что малодетность – это нынешняя социальная норма. Причем очень жесткая, даже агрессивная норма.

В общем, «разница между многодетностью и малодетностью не количественная, а качественная – между ними лежит целая культурная революция» [12, с. 16], то есть изменение системы ценностей и взглядов на жизнь целого общества.

Однако, помня о том, что общественное сознание определяется общественным бытием, будем искать первоистоки этих культурных трансформаций в изменениях социально-экономических.

«Что бы ни говорили политики и ученые, но если некая социальная норма утвердилась, то это выражает объективную закономерность его развития. Малодетность тоже не случайна. О ее природе не сложно догадаться, если вспомнить, что все общества с низкой и сверхнизкой рождаемостью имеют положительное миграционное сальдо. Приток мигрантов принято рассматривать как неизбежное следствие снижения рождаемости, но не лукавят ли при этом политики и ученые, меняя здесь местами причину и следствие? Обществу в целом нужны не дети, а рабочие руки: если есть дешевый источник этого ресурса, то зачем тратиться на его производство? Ведь “производство” детей в обществах европоцентристского типа очень дорогостоящее. Уже хотя бы потому, что есть социально значимые отрасли экономики, которые держатся исключительно на женщинах, многодетность в этих обществах экономически нецелесообразна» [12, с.11].

Добавим к этому, что труд мигрантов приносит отечественному капиталу большие прибыли и сверхприбыли. Именно интересы его владельцев, если внимательно присмотреться к реалиям семейной политики последних лет, и реализуются на практике. Как пишет В.М. Медков (и в данном вопросе я с ним согласна), эта политика «будучи в содержательном плане материальной помощью бедным, концептуально и аксиологически отражает политическое предпочтение изолированной нуклеарной семьи с одним-двумя детьми» [11, с.182].

Так что же тогда значит правительственная риторика о «возрождении многодетной семьи»? Думаю, ответ прост: в этом огромном «механизме» под названием «государство» есть разные силы и тенденции. Есть те, что работают на сиюминутные интересы российских олигархов. Однако есть и те, что оберегают социальную систему от распада, стоят на страже ее целостности. Наш президент представляет именно эти силы – те, что устремлены в будущее, а значит, видят необходимость поставить сохранение общества и его культуры выше выгод прагматического характера.

6. Роль российского государства в укреплении семьи и управлении демографическими процессами

Выскажем непопулярную мысль: государство не всесильно.

Как любая система, общество подчиняется объективным законам развития и имеет механизмы саморегуляции, в которых действия государства – лишь часть этого механизма, имеющая большой, но все же ограниченный диапазон возможностей для управления социальной системой. Аналогии общества с более простыми системами, например, с человеческим организмом, не всегда правомерны, но, думаю, тут будет вполне уместным сравнить государство с мозгом и его ролью в организме. Да, от него зависит многое, но кроме нейронной регуляции организма, есть еще и гормональная, и иммунная. В частности, смерть от опасного вируса или от старости может наступить, несмотря на все действия, предпринимаемые человеком под руководством своего разума и вопреки его желанию жить.

Конечно, разумная забота о здоровье, укреплении иммунной системы может существенно продлить жизнь организма, но все равно человек есть смертное существо: этот объективный закон бытия человеческий разум отменить не в силах. Так и государство: да, оно может многое, но далеко не все. В конце концов, как показано выше, в вопросе демографии мы имеем дело с общемировыми тенденциями: истоки демографических процессов, по словам А.Г. Вишневского, надо искать не в России [6].

Однако человек обыденного сознания не склонен за деревьями видеть лес, то есть мыслит конкретно, а не абстрактно. Общество как целостная система – это для него тоже слишком большая абстракция. Поэтому в любом месте публичного пространства (в том же интернете, когда речь заходит о проблемах демографии и семейной политики государства) неизменно случается «пятиминутка ненависти» к В.В. Путину, правительству или даже к Отечеству как таковому, где, согласно комментирующим, «только нищету плодить», «не жить, а выживать» и т.д. и т.п. Не составляют тут исключения даже коммунистически ориентированные сайты, хотя люди, подкованные в марксизме, уж точно должны знать про объективные законы развития общества и не быть склонными преувеличивать «роль личности в истории».

Лидер «модернистов» А. Г. Вишневский на протяжении многих лет выступал с критикой различного рода консервативно-идеологических спекуляций вокруг проблем демографии.

«Политизированные дилетанты, – писал он, – настойчиво пытаются убедить общество, что вековые демографические тенденции можно изменить: повысить рождаемость, восстановить естественный прирост населения, прекратить старение и прочее. Анализ демографической ситуации часто понимается у нас как необходимая предпосылка ее целенаправленного изменения. Выявить неблагополучия и устранить их с помощью демографической политики! <…> Но изменить можно далеко не все. Хорошо бы сделать то, чего можно добиться наверняка, в частности, снизить смертность, как это уже сделали во множестве стран. В других же случаях гораздо важнее понять объективный и необратимый характер перемен и выработать адекватный ответ, приспособить к новым условиям всю систему институтов и норм, все виды социального действия» [4, с. 192].

Тем не менее, экономические меры поддержки семьи и материнства, конечно же, нужны. Вот только рассматривать эти меры надо как социальные, а не демографические! В этом плане государство может сделать многое. «Материнский капитал» и прочие льготы – это хорошо и нужно. Да, это не решило и не решит демографической проблемы, но жизнь семей с детьми станет немного легче, чем без них.

Укрепление семьи на законодательном уровне – это тоже важное направление деятельности государства. Хорошо, что в сегодняшней России есть законодательный заслон против ЛГБТ*-агитации и прочих нездоровых проявлений, против беспредела ювенальной юстиции.

Есть ли у крепкой семьи в том виде, какой обрисовал ее В. В. Путин и назвал национальной идеей, шанс на реализацию? Конечно, таких семей много и сейчас: под «шансом» я имею ввиду возможность стать настолько типичной российской семьей, чтобы депопуляция была преодолена?

Поводов для оптимизма пока немного. Однако системный подход к пониманию общества, лишая нас иллюзий относительно возможности быстрого перелома ситуации и всемогущества государства, тем не менее, допускает перестройку общества (а вслед за ним – культуры и семьи) не только в силу внутренней логики развития, но и по причине принципиального изменения внешней среды его существования. Однако такое изменение не гарантирует «светлого будущего». Социальная система, оказавшись перед новым историческим «вызовом», может успешно пройти точку бифуркации и выйти на более высокий уровень своего существования либо разрушиться под влиянием внешних и внутренних факторов. Тут я разделяю мнение многих геополитиков, считающих, что мир и Россия как раз и вступают в эту точку бифуркации (даже полифуркации – возможны не два, а три или более сценариев развития). Значение государства, политической элиты общества в такие периоды возрастет в разы, а, может быть, даже станет решающим.

Выводы

Итак, в самом общем и в самом точном смысле, крепкая семья – это семья, способная вырастить двух и более детей, то есть обеспечить воспроизводство общества и культуры. Семья является оплотом ряда других традиционных ценностей, отмеченных в Указе Президента: нравственности, патриотизма и т.д.

Однако тенденции развития семьи при переходе от индустриальных к постиндустриальным обществам привели ее к неспособности выполнить свою репродуктивную функцию, что привело к депопуляции (сокращению населения). Это случилось не только в России, но и во всех странах западного типа. Естественная убыль населения восполняется полностью или частично за счет притока мигрантов.

Одна из школ отечественной социологии («фамилисты») трактует процессы дестабилизации семьи как свидетельство ее кризиса. Другая школа («модернисты»), напротив, позитивно оценивает способность семьи к изменению как проявление ее высокой адаптивности и «живучести».

Опираясь на системный подход в понимании общества, школа «модернистов» видит причины трансформации семьи в изменениях внешней (социокультурной) среды, а изменение последней связывается с процессами планетарного масштаба. Благодаря такому подходу, мы можем увидеть природу социальных норм – выражение в них объективных потребностей и интересов общества как целого. При этом интересы общества и семьи могут не совпадать. Малодетность как новая социальная норма, выражая изменившиеся репродуктивные потребности общества, проложила себе дорогу через культурные трансформации, революционные по своему характеру.

Семейная политика государства, направленная укрепление традиционной семьи, необходима и своевременна, однако материальное стимулирование рождаемости является все же мерой только социальной, а не демографической.

Дальнейшие исследования

Каково же будущее российской семьи? Сможет ли она «окрепнуть»? Думаю, на этот вопрос должно ответить будущее.

Будущее семьи нельзя понять, не понимая ее как «ячейку общества».

«Куда идет семья?» – для ответа на этот вопрос надо понять, «куда же идет общество». Ответ на последний вопрос, в свою очередь, требует знания, «куда идет человечество».

*Признаны в России экстремистскими