Джордж Ф. Кеннан – Американская Кассандра в стиле RealPolitik

В феврале исполняется 119 лет со дня рождения выдающегося американского геополитика Джорджа Фроста Кеннана [1904 – 2005 гг.] и 77 лет c момента написания им «Длинной Телеграммы», которая легла в основу американской внешнеполитической доктрины «сдерживания» Советского Союза. В расширенном варианте эти же идеи были изложены им в июле 1947 года, в журнале Foreign Affair в статье «Истоки советского поведения» за подписью «Х».

Джордж Кеннан, несмотря на признание его несомненного вклада в теорию и практику современных международных отношений, находится в тени таких фигур как Збигнев Бжезинский [1928 – 2017 гг.] и Генри Киссинджер [1923 г.р], что не совсем справедливо. Рискнем назвать Кеннана более глубоким геополитиком, нежели упомянутые “официально признанные” патриархи международной политики.

NB! В отличие от них, победа в Холодной Войне рассматривалась Кеннаном не как конечная цель, а как средство установления более справедливого, а потому – более безопасного мироустройства.

Главный исторический документ авторства Кеннана – т.н. «Длинная Телеграмма» [«Длинная Телеграмма» – устоявшееся название телеграммы №511 посольства США в Москве, отправленной Джорджем Ф. Кеннаном в Вашингтон 22 февраля 1946 года, в которой он обрисовал невозможность сотрудничества с СССР].

Значение предложенной автором стратегии трудно переоценить: она оказала влияние на выработку американской доктрины на последующие 40 лет, обусловила политику других государств в отношении Америки и, наконец, легла в основу многих важных дипломатических и политических начинаний, таких, как доктрина Трумэна, план Маршалла, НАТО и Берлинский воздушный мост.

Свою систему взглядов на американскую внешнюю политику Джордж Кеннан изложил в цикле лекций «Американская дипломатия, 1900—1950», изданных в 1951 году. Начиная с испано-американской войны 1898 г. и заканчивая участием США во Второй мировой, Кеннан прослеживал эволюцию фундаментальных основ американской внешней политики. Кеннан критикует морально-правовой подход к международным проблемам, свойственный США на протяжении 50 лет.

Реконструкцию взглядов Джорджа Кеннана, изложенных в работе «Американская дипломатия» провела Вера Райкова в статье «Идея справедливости в международных отношениях XX века в политической философии Дж. Кеннана».

«Размышляя об американской убеждѐнности в эффективности правовых ограничений в международных отношениях, Кеннан отмечал изначально ошибочные и противоречивые допущения, лежащие в основе этой убеждѐнности.

По его мнению, идея подчинения большого количества государств международному правовому режиму, ограничивающему их возможности к агрессии, предполагает, что все они удовлетворены своим статусом и границами и готовы воздержаться от каких-либо изменений без санкции международного сообщества. Однако это справедливо только для одной части мира, в то время как в другой степень враждебности между нациями явно недооценивается американским руководством.

Другое важное противоречие Кеннан видел в том, что концепция нации и национального суверенитета провозглашается США как абсолютная ценность, хотя правовой подход к мировым делам, напротив, предполагает приоритет наднациональных отношений. Кроме того, американская правовая концепция неэффективна в вопросах отражения агрессии, т.к. рассматривает любое противодействие жестокости с позиции коллективной безопасности, серьѐзно ограничивающей возможности для самостоятельных действий отдельных государств. Соединѐнные Штаты настойчиво стремятся к расширению военной коалиции, забывая при этом, что чем больше она становится, тем труднее сохранять политическое единство и общность преследуемых целей.

Однако, самый главный порок идеи главенства мирового закона, по мнению Кеннана, заключается в том, что полностью игнорируются такие международные проступки, как идеологическая атака, запугивание, проникновение, замаскированный захват национального суверенитета, создание марионеточных государств. Другими словами, «правовой подход к международным делам вообще игнорирует международное значение политических проблем и глубинные источники международной нестабильности».

Таким образом, по мнению Кеннана, правовой подход к американской внешней политике ограничен, противоречив и просто переносит характерную для англо-саксонского мира веру в закон на международные отношения.

Ещѐ большие недостатки имеет присущий США морализм, оценивающий международные дела понятиями «хорошо» — «плохо», «добро» — «зло», «истинно» — «ложно», «справедливо» — «несправедливо». Кеннану претила сама мысль подходить к поведению стран с точки зрения моральных норм, вместо этого он выражал твѐрдую убеждѐнность в необходимости формировать новое, реалистичное отношение американцев к мировым вопросам.

Кеннан писал: «Это будет означать, что мы станем способны признать, что наш собственный национальный интерес — это всѐ, что мы знаем и понимаем, и нам хватит смелости признать, что если наши собственные цели и обязательства дома благопристойны, не запятнаны высокомерием или враждебностью по отношению к другим людям или заблуждениями в вопросе собственного превосходства, тогда дело нашего национального интереса никогда не потерпит неудачу на пути к лучшему миру». По сути дела, он предлагал отказаться от объяснения конкретных действий государств моральными принципами».

Обзор «Длинной Телеграммы»

Содержание:
Часть 1. Особенности советского мировоззрения после Второй мировой войны, представленные с точки зрения официального советского пропагандистского аппарата.
Часть 2. Основы советского мировоззрения.
Часть 3. «Проецирование советского мировоззрения на реальную политику на официальном уровне».
Часть 4. «Относительно того, что мы можем ожидать при воплощении в жизнь советской политики на неофициальном, или подпольном, уровне, за который советское правительство не несет ответственности, можно сказать следующее».
Часть 5. Практические выводы с точки зрения политики США.

В качестве вступления необходимо указать, что в телеинтервью середины 1990-х в ответ на вопрос о той «длинной телеграмме», с которой все началось, Кеннан выразил сожаление, что не прояснил тогда свою мысль: «Говоря о сдерживании, я должен был объяснить, что не подозреваю СССР в желании на нас напасть. Только что закончилась война, и предположение, что русские намеревались развернуться и атаковать США, было абсурдным. Мне казалось, это очевидно и не требует уточнений. Но теперь понятно, что это следовало сделать».

Часть 1. Особенности советского мировоззрения после Второй мировой войны, представленные с точки зрения официального советского пропагандистского аппарата.

Здесь Кеннан в целом точно излагает сталинскую концепцию противостояния двух центров силы – социалистического и капиталистического, борьба между которыми «за управление мировой экономикой решит судьбу капита­лизма и коммунизма во всемирном масштабе».

При этом «капиталистический мир занят внутренними конфликтами», которые «неизбежно ведут к войнам. И такие войны могут быть двух видов: внутренние войны между двумя капиталистическими государствами и вмешательст­во в социалистический мир. Рассудительные капиталисты, тщет­но ищущие выхода из внутренних конфликтов капитализма, склоняются к последнему.

Нападение на СССР (…) должно быть (…) предотвращено любой ценой.

Конфликты между капиталистическими странами хотя и представляют некоторую угрозу для СССР, тем не менее не­сут в себе большие возможности для продвижения дела социа­лизма при условии, если СССР сохранит военную мощь, идеологическую сплоченность и веру в свою блестящую руководя­щую роль».

Капиталистический мир неоднороден – «Наряду с безнадежно реакционными и буржуазными элементами он включает (1) про­свещенные и позитивные силы, входящие в коммунистические партии, и (2) другие силы (которые теперь в тактических целях можно описать как прогрессивные или демократические), чья ре­акция, устремления и деятельность объективно благоприятству­ют интересам СССР. Они должны быть поддержаны и использо­ваны для советских целей.

NB! Среди негативных элементов буржуазно-капиталистическо­го общества наиболее опасными из всех – по мнению Сталина – являются «умеренно-социалистические или социал-демократические лидеры. Они более опасны, чем убежденные реакционеры, поскольку последние выступают по крайней мере под своим собственным флагом, тогда как лидеры умеренных либеральных сил вводят народы в заблуждение, ис­пользуя средства социализма в интересах реакционного капитала».

Изложив в таком виде «матрицу» внешнеполитических взглядов сталинских элит, Кеннан описывает цели и задачи советской внешней политики – опять-таки, весьма близко к реалиям:

1. «сделать все необходимое для укрепления пози­ций СССР во всем мире»;
2. «нельзя упускать ни малейшей возможности для ослабления силы и влияния капита­листических держав посредством коллективных или индивиду­альных действий»;
3. необходимо направить усилия на «использование разногласий и конфликтов между капиталистическими держава­ми. Если превратить такие конфликты в «империалистическую» войну, она должна перерасти в революционное восстание внутри целого ряда капиталистических стран»;
4. «демократические и прогрессивные силы» за рубежом должны быть максимально задействованы с целью оказания дав­ления на правительства капиталистических стран в советских ин­тересах;
5. «беспощадная борьба против зару­бежных социалистических и социал-демократических лидеров».

Часть 2. Основы советского мировоззрения.

В этой части Кеннан зачастую выступает не как аналитик, а как либерал-гуманитарий. Так, во-первых, он утверждает, что изложенное выше мировоззрение «не является ес­тественным для русского народа (…) но политический курс базируется на взглядах и поведении людей, составляющих аппарат власти, ­это партия, тайная полиция и правительство, и именно с ними нам приходится иметь дело».

Во-вторых, Кеннан утверждает, что предпосылки советского политического курса «по большей части являют­ся ложными» и «мирное и взаимовыгодное сосу­ществование капиталистических и социалистических государств вполне допустимо».

После критики сталинских принципов внешней политики, Кеннан утверждает, что «советский политический курс осно­ван на скудном представлении о политической обстановке за пределами России (…) вызван по большей части основными внутренними российскими потребностями, существовавшими до войны и существующими по сей день».

NB! В данном случае Кеннан явно путает упрощенную идеологическую схему и реальное представление советской послевоенной элиты о положении дел в мире.

Далее Кеннан приписывает России «традиционное и инстинктивное (…) чувство незащищенности», характерное для аграрных народов, хотя дело, очевидно, в историческом опыте вторжений иностранных завоевателей.

В своих пространных рассуждениях на эту тему Кеннан пишет, что «после установления большевистского режима догма марксизма, еще более агрессив­но и фанатично звучащая в ленинской интерпретации, стала от­личным проводником чувства незащищенности, которое укоре­нилось в умах большевиков прочнее, нежели у предыдущих рос­сийских правителей».

NB! Очевидно, что для “большевистского режима” исторический опыт наложился на события Гражданской войны и интервенции, которые происходили на огромных территориях, а вторжения происходили со всех сторон – из Заполярья [Мурманск], Прибалтики, Польши, Румынии, Черноморского побережья, Закавказья, Средней Азии и Дальнего Востока.

В то же время, несмотря на упрощения, можно признать, что сталинская элита в определенной степени исповедовала «догму, которая рассматривала внешний мир как злобный, враждебный и грозный, но несущий в себе ростки медленно распространяющейся болезни и обреченный на полное разрушение из-за усиливающихся внутренних катаклизмов. Окончательный смертельный удар будет нанесен этому миру все более могущественным социализмом, и в результате он отступит перед новым и лучшим миром. Данный тезис несет в себе оправдание роста военной и политической мощи российского государ­ства, внешней изоляции русского народа, а также постоянному расширению границ российской политической власти, что в це­лом составляет естественные и инстинктивные убеждения рос­сийских правителей».

Можно также признать справедливость оценки Джорджем Кеннаном «неустойчивого российского национализма» – «многовекового движения, в котором понятия наступления и обороны невероят­но запутаны».

Следующее наблюдение может кого-то обидеть, но в нем по сей день имеется значительная доля истины: «Недоверие русских к объективной правде – а точнее, отсутствие веры в ее существование – приводит к тому, что они расценивают представленные факты как орудие для поддержа­ния той или иной тайной цели.»

При этом хотя Кеннон «не склонен верить в то, что сам Сталин по­лучает объективное представление о политической ситуации в мире», он признает, что «здесь открываются неограниченные возможности для хитроумных интриг, по части которых русские являются непревзойденными мастерами». Кеннан сетует на присутствие в России / СССР института «сомни­тельных тайных советников, которых никто и никогда не видел в лицо и на которых нельзя повлиять». NB! Это лишний раз подтверждает важность непубличности и секретности фигур советников, отвечающих за выработку ключевых внешнеполитических решений.

NB! Это лишний раз подтверждает важность непубличности и секретности фигур советников, отвечающих за выработку ключевых внешнеполитических решений.

Часть 3. «Проецирование советского мировоззрения на реальную политику на официальном уровне».

«Советская политика, по предположению государственного департамента, осуществляется на двух уровнях:
(1) официальный уровень, все действия на котором осуществляются официально от имени советского правительства;
(2) секретный уровень, на котором действия осуществляются различными ведомствами, за которые правительство не несет ответственности.
Политика, осуществляемая на обоих уровнях, призвана слу­жить основным политическим интересам, представленным в ча­сти 1.»

Далее Кеннан упоминает актуальные на тот момент для СССР регионы: Северный Иран, Турция, о-в Борнхольм и выдает «страшилки» – предоставление Советскому Союзу Ираном порта в Персидском заливе или Испанией, «попавшей под коммунистический контроль», базы в Гибралтарском проливе.

Джордж Кеннан весьма правдоподобно предполагает, что «Россия примет официальное участие в международных организациях, где будет существовать реальная возможность для усиления советского влияния либо подавления или ослабления влияния других государств».

С другой стороны, он ошибается в оценке Москвой роли ООН: «До тех пор пока ООН будет служить этой задаче [усиление советского влияния – ред.], Советский Союз будет оставаться в ее рядах. Но как толь­ко станет очевидным, что ООН препятствует или расстраивает советские планы по усилению его влияния или же СССР увидит лучшие перспективы для реализации поставленных целей, он не­замедлительно выйдет из состава ООН».

Следующий тезис, безусловно, справедлив, но банален: «Русские энергично пытаются расширить советское пред­ставительство и официальные связи в странах, где существу­ет реальная возможность противостоять западным странам. Это относится к таким далеко отстоящим друг от друга географиче­ским зонам, как Германия, Аргентина, страны Ближнего Востока и т.д».

Торговые и культурные установки СССР на международной арене Кеннан описывает не очень подробно и достаточно поверхностно. Хотя следующее описание достаточно типично не только для сталинской эпохи, но и для последующей истории СССР / России, вплоть до нынешнего времени: «Фактическое проявление советской политики в отношении культурного сотрудничества будет ограничено сухими официальными визитами и мероприятиями, проводимыми под строгим контролем, с изобилием водки и тостов и отсутствием каких-либо конкретных результатов».

Часть 4. «Относительно того, что мы можем ожидать при воплощении в жизнь советской политики на неофициальном, или подпольном, уровне, за который советское правительство не несет ответственности, можно сказать следующее».

Здесь, в перечне «Ведомства, задействованные в осуществлении политики на данном уровне» опять-таки, можно говорить о некой банальности:
«1. Центральное руководство коммунистических партий в дру­гих странах», которые Кеннан рассматривает как филиалы «подпольного оперативного управления мирового ком­мунизма – тайного Коминтерна – под чутким руководством Москвы (…)
2. Рядовые члены коммунистических партий. (…)
3. Широкое разнообразие национальных ассоциаций или ведомств, которые могут попасть под контроль или влияние (…) инфильтрации [членов иностранных компартий – ред.] Это профсоюзы, молодежные лиги, женские организации, национальные сообщества, религиозные организации, общественные организации, культурные группы, либеральные журналы, издательства и т. д.
4. Международные организации, в которые легко можно вне­дриться в результате влияния на их национальные подразделе­ния. Среди них особая роль отводится профсоюзным, молодеж­ным и женским организациям. Особое и крайне важное значе­ние имеет в этой связи международное рабочее движение (…)
5. Русская православная церковь, ее зарубежные филиалы, а через них и все Восточные православные церкви.
6. Панславизм и другие движения (азербайджанское, армян­ское, туркменское и т. д.), основывающиеся на национальных группах в составе Советского Союза.
7. Правительство или правящие группы, в той или иной степе­ни готовые подчиниться советским целям, такие как нынешнее болгарское и югославское правительство, политический режим Северного Ирана, китайские коммунисты и т. д. (…)

Если кратко сформулировать дальнейшие размышления автора «Длинной телеграммы», то целью проникновения советского влияния в эти организации является реализация принципа ослабления противостоящего капиталистического лагеря через подогревание внутренних противоречий. Строго говоря, – ничего необычного!

Следующий момент интересен как точный прогноз, опирающийся на трезвую оценку: “На неофициальном уровне будут предприняты конкретные насильственные действия с целью ослабления силы и влияния западных держав по отношению к отсталым и колониально зависимым народам. На этом уровне не возникнет никаких препятствий. Ошибки и слабые стороны западного колониального правле­ния будут беспощадно выявлены и использованы в своих интересах. Либеральные течения в западных странах будут мобилизованы для ослабления колониальной политики. Недовольство среди зависимых народов будет усиливаться. И пока последние будут стремиться обрести независимость от западных держав, просоветские марионеточные политические аппараты будут го­товиться перенять национальную власть на соответствующих колониальных территориях сразу после получения независимости».

Кеннан утверждает, что «если те или иные правительства препятствовали достиже­нию советских целей, прилагались все силы для их отставки», но тут большевики являются просто хорошими учениками Запада в целом и англосаксов в частности.

NB! Следующий фрагмент является прекрасным образчиком приписывания собственного пропагандистского инструментария противнику: «Будет сделано все возможное, чтобы настроить ведущие за­падные державы друг против друга. Антибританская пропаган­да будет распространяться среди американцев, антиамерикан­ская – среди британцев. У жителей европейского континента, включая немцев, будет воспитываться чувство ненависти к обеим англосаксонским державам. Там, где существует подозрение, оно будет развеяно; там, где подозрений нет, они будут вызваны. Ни одной возможности не будет упущено для дискредитации и борь­бы со всеми попытками, которые грозят привести к любого рода единению или сплоченности среди других, из которых Россия может быть исключена».

Нужно отметить, что главным принципом советской пропаганды было противопоставление правящего «капиталистического класса» и «трудящихся», а с точки зрения государств – противопоставление США и его сателлитов или Запада и колониальных стран.

NB! Еще один пример приписывания оппоненту собственных методов: «В целом все советские усилия на неофициальном международном уровне будут по своему характеру являться негативными и разрушительными, предназначенными для уничтожения источ­ников власти, находящейся вне советского контроля. В основе со­ветского мировоззрения лежит идея о том, что не существует компромисса с государствами-соперниками и что конструктив­ная деятельность может начаться только тогда, когда коммуни­стическая власть станет доминирующей».

Что же касается последней фразы, то СССР достаточно быстро перешел к принципу «мирного сосуществования систем». Обычно это относят к периоду Никиты Хрущева, но еще в 1952 году в интервью руководителям ведущих американских изданий накануне Международного экономического совещания, состоявшегося в Москве 3—12 апреля 1952 года Иосиф Сталин сказал: «Мирное сосуществование капитализма и коммунизма вполне возможно при наличии обоюдного желания сотрудничать, при готовности исполнять взятые на себя обязательства, при соблюдении принципа равенства и невмешательства во внутренние дела других государств».

Тезис Кеннана о том, что советский режим мыслит «полицей­скими категориями» является упрощением, но недооценка СССР непрямых методов воздействия и не очень эффективное использование их Россией является несомненным фактом.

Часть 5. Практические выводы с точки зрения политики США.

«В итоге мы имеем политическую силу, которая фанатично ве­рит в то, что с Соединенными Штатами невозможно неизменное существование, что разрушение внутренней гармонии нашего общества является желательным и обязательным, что наш традиционный образ жизни должен быть уничтожен, международный авторитет нашего государства должен быть подорван, и все это ради безопасности советской власти».

NB! Нужно понимать, что это не признак параноидальности мышления автора «Длинной Телеграммы», а понимание им параноидальности мышления ее адресатов.

Кеннан утверждает, что «перед нами стоит сложнейшая задача найти способ совладать с этой силой. С проблемами такой слож­ности еще не сталкивалась наша дипломатия и, смею предполо­жить, вряд ли столкнется в будущем» и дает такие ориентиры:

«1. Советская власть в отличие от власти гитлеровской Герма­нии не является ни схематичной, ни авантюристической. Она не следует жестко установленным планам. Она не рискует без необ­ходимости. Невосприимчивая к логике рассуждений, она весьма восприимчива к логике силы. По этой причине она может легко ретироваться – что она обычно и делает – в любой момент, ког­да встречает сильное сопротивление. Таким образом, если про­тивник достаточно силен и ясно показывает готовность использо­вать свою силу, ему редко приходится применять силу. Если вы­брать правильную линию поведения в таких ситуациях, то не возникнет необходимости проводить унизительные переговоры с противником».

NB! Здесь важно отметить исторический контекст, понятный Джорджу Кеннану и адресатам его «Длинной Телеграммы» – у США была атомная бомба, а у СССР – нет. Так что принцип, сформулированный выше Кеннаном превратился из конкретного в абстрактный уже в 1949 году – с испытанием советской атомной бомбы.

«2. По сравнению с западным миром в целом Советский Союз гораздо слабее. Таким образом, его успех будет зависеть от степе­ни сплоченности, целенаправленности и решительности, кото­рую западный мир может ему противопоставить. И в нашей вла­сти повлиять на этот фактор».

NB! Следующий пункт – очень точная оценка, ставшая пророческой – слабым местом СССР был «транзит власти», который в 1982 – 1985 годах привел к приходу к власти Михаила Горбачева – человека, чье желание войти в историю как реформатора находилось в драматическом несоответствии с его компетентностью в вопросах государственного управления и пониманием экономических процессов.

Кроме того, Кеннан точно отмечает «слабые звенья» СССР в виде приобретенных по результатам Второй мировой войны территорий, что также «выстрелило» в конце 1980-х.

«3. Успех советской системы как формы власти внутри страны еще не доказан окончательно. Необходимо наглядно продемонстрировать, что она может выдержать решающее испытание ус­пешного перехода власти от одного отдельного лица или группы лиц к другому. Смерть Ленина стала первым таким переходом, и его последствия губительно сказывались на советском государ­стве в течение 15 лет. После смерти или отставки Сталина будет второй переход. Но даже это не будет решающим испытанием. Вследствие недавней территориальной экспансии советская власть внутри страны испытает ряд дополнительных трудностей, которые однажды уже подвергли суровым испытаниям цар­ский режим».

Следующий пункт – типичное отношение интеллектуала к пропаганде, направленной на трудящихся. Впрочем, прямолинейность советской пропаганды является фактом.

«4. Вся советская пропаганда за пределами сферы советской безопасности является в своей основе негативной и разрушительной. Поэтому относительно просто ей противостоять посред­ством разумной и конструктивной программы».

В заключении «Длинной Телеграммы» Кеннан многословно описывает некий алгоритм действий, из которых содержательными являются следующие:
«1. На первом этапе мы должны понять природу движения, с которым мы имеем дело (…)
2. Мы должны быть уверены, что наш народ проинформиро­ван относительно реального положения дел в России (…)
3. Многое зависит от здоровья и энергии нашего собственного общества. Мировой коммунизм подобен болезнетворному пара­зиту, который питается только пораженными тканями. Это точка пересечения внутренней и внешней политики. Смелые и четкие меры по решению внутренних проблем нашего общества / повы­шению уверенности / дисциплины, морального и общественного духа нашего народа являются дипломатической победой над Москвой, которая стоит тысяч дипломатических нот и совмест­ных коммюнике (…)
4. Мы должны сформулировать и представить на рассмотре­ние других государств более позитивную и конструктивную кар­тину того, каким мы себе представляем мир в будущем. Недоста­точно просто заставить народы следовать нашему примеру в раз­витии политической деятельности (…)
Мы должны быть в состоянии предложить им (…) помощь в лучшей мере, чем русские. И если мы этого не сделаем, это сделают русские.
5. Наконец, мы должны иметь достаточно смелости и уверен­ности, чтобы остаться верными нашим собственным политиче­ским методам и взглядам на человеческое общество.»

Полный текст перевода «Длинной Телеграммы» — здесь.

Перевод статьи «Истоки советского поведения» – по ссылке.

Эта статья стала, с одной стороны – продолжением и расширением проблематики, обозначенной Кеннаном в «Длинной Телеграмме» 1946 года, с другой – началом пересмотра некоторых изначальных концепций.

Геополитическое наследие Джорджа Фроста Кеннана глазами современных американских дипломатов

1. Ричард Холбрук

Ричард Холбрук – посол США при ООН в администрации Клинтона откликнулся на смерть Кеннана в 2005 году статьей «Парадокс Джорджа Кеннана» в The Washington Post.

Он указал, что «Джордж Кеннан (…) был уникальной фигурой в американской истории. Я им очень восхищался, но глубоко расходился с ним по многим критически важным вопросам, и за те 35 лет, что мы были знакомы, я нередко размышлял над этим странным парадоксом.

Благодаря его выдающимся мемуарам идея жизни на службе во внешнеполитическом ведомстве стала мне казаться одновременно захватывающей и интеллектуально стимулирующей. Он наблюдал вблизи Иосифа Сталина и направил в Вашингтон анализ России, который стал самой известной телеграммой в дипломатической истории США. Вскоре за этой телеграммой последовала самая влиятельная статья, какая только когда-нибудь была написана по американской внешней политике, статья “Х” в журнале Foreign Affairs, предлагавшая легкое для понимания, состоящее из одного слова описание политики «сдерживания» (containment), которую наша страна потом проводила на протяжении 40 лет – и в конечном итоге добилась успеха».

NB! Холбрук вспоминает очень характерный момент, который нужно всегда учитывать при изучении тех или иных ключевых документов, а именно – изменение отношения автора к своему творению с течением времени: «Написав в своих мемуарах, что его «Длинная телеграмма» 1946 года читалась в ретроспективе «совершенно так же, как один из тех «предварительных документов», которые готовят встревоженные комитеты конгресса», и что его статья “X” была переполнена «серьезными недостатками», которые «нечаянно сдвинули огромный валун с вершины утеса», Кеннан не хотел оказаться неправильно понятым – или неправильно использованным – снова.

Холбрук вспоминает, как в 1996 году Кеннан на торжественном обеде в Колумбийском университете, в присутствии заместителя государственного секретаря США Строуба Тэлботта – одного «из самых больших обожателей Кеннана», «слабым пронзительным голосом произнес безупречно выстроенную, достаточно жесткую речь против одного из столпов политики администрации Клинтона, к которой Тэлботт и я имели самое непосредственное отношение, против расширения Организации Североатлантического договора с включением в ее состав Польши, Венгрии и Чешской Республики.

Предостережение Кеннана, что расширение НАТО дестабилизирует Европу – «и явится огромной и исторической стратегической ошибкой – зачаровало собравшихся за обедом своим красноречием и ощущением, что они присутствуют при историческом моменте.»

Тогда – в 2005 году Холбрук написал, что «события, разумеется, подтвердили правоту Билла Клинтона, и неправоту Кеннана – а вместе с ним и большинства сообщества либеральных интеллектуалов».

NB! Сегодня мы понимаем, что возражения Кеннана были отнюдь не беспочвенными.

Впрочем, Холбрук очень точно подметил значение таких людей как Кеннан, который «в тот вечер выполнял свое истинное предназначение в американской внешней политике: не блестящий архитектор сдерживания, но красноречивый скептик, вынуждающий людей во власти добиваться, чтобы их легкие оправдания выдержали его вежливую, но беспощадную критику. В сегодняшнем Вашингтоне с его упором на ортодоксальное мышление такая личность никогда бы не могла возвыситься внутри правительства, и даже в 1947 году это была едва ли не случайность. Это очень большая потеря, потому что, как показывает жизнь Джорджа Кеннана, самостоятельное, оригинальное мышление одинокой личности способно иногда высветить направление и направить нас по нему лучше, чем все эти высокопоставленные комитеты и комиссии, а также и межведомственные совещания».

NB! Холбрук излагает взгляды Кеннана через свое несогласие с ними, но в 2023 году мы понимаем, что автор «Длинной Телеграммы» намного тоньше понимал долгосрочные мировые расклады, нежели представители вашингтонского истеблишмента.

«Мы расходились по многим вопросам:
его вера в необходимость “совета старейшин” – в действительности просьба предоставить власть элитам – в интересах сдерживания эксцессов демократии;
его отношение 19-го века к Африке;
его мнение, что продвижение в мире прав человека и демократии в действительности является морально высокомерной ошибкой;
его агитация за сделку с Москвой в вопросе об американских войсках в Европе.
Он точно предсказал в конце “холодной войны” вспышку этнического насилия в Югославии, но он не понимал необходимости вмешательства американцев в эту проблему, не говоря уже об использовании военной силы для прекращения Балканских войн. “Зачем нам пытаться остановить древнюю этническую ненависть?” – спрашивал он меня однажды в обитой темными панелями библиотеке его дома в Принстоне.

Полный перевод статьи Ричарда Холбрука «Парадокс Джорджа Кеннана» – здесь.

2. Уильям Бёрнс

Нынешний глава ЦРУ Уильям Бёрнс в своей книге «Невидимая сила» [так в русском переводе, оригинальное название – The Back Channel использует американскую дипломатическую идиому], подытоживая свой дипломатический опыт, включая пребывание на должности посла в Москве, также описывает свои споры с Кеннаном, но менее категорично, нежели Холбрук:

“Даже такой выдающийся государственный деятель, как Джордж Кеннан, архитектор политики ядерного сдерживания, назвал решение о расширении НАТО «самой большой ошибкой американских политиков за все время после окончания холодной войны».

Бёрнс вспоминает, что “сидя в посольстве в Москве в середине 1990-х гг., мне казалось, что расширение НАТО было в лучшем случае преждевременным шагом, а в худшем – бессмысленной провокацией. Я понимал и принимал аргументы в пользу поддержки недавно освобожденных стран Центральной Европы, у которых были серьезные исторические основания опасаться жаждущей реванша России”.

Но затем нынешний глава ЦРУ скорректировал свои взгляды: «Если говорить о первом этапе расширения НАТО и принятии в члены организации стран Центральной Европы, то Кеннан, на мой взгляд, несколько сгустил краски. Да, этот шаг сказался на перспективах наших отношений с Россией негативно, но отнюдь не фатально. По-настоящему серьезную стратегическую ошибку мы совершили – и тут Кеннан оказался провидцем – позднее, когда по инерции начали подталкивать к вступлению в НАТО Украину и Грузию, несмотря на прочные исторические связи России с обоими этими государствами и ее еще более резкие возражения, чем в случае со странами Центральной Европы. Тем самым мы нанесли нашим отношениям с русскими непоправимый ущерб и спровоцировали желание будущего российского руководства поквитаться с нами».

NB! Следующий абзац является неожиданно честным для экс-дипломата, который на момент написания книги уже претендовал на пост главы ЦРУ в случае победы Джо Байдена:

«Сколько бы мы с русскими ни твердили друг другу, что от окончания холодной войны и распада СССР все только выиграли и никто не проиграл, нам все-таки не удалось предотвратить у них ощущение поражения и унижения, вызванное этими событиями. Исторические процессы протекают волнообразно, и Россия, как это было уже не раз в ее бурном прошлом, в конечном счете должна была оправиться от катастрофы. Рано или поздно должен был наступить момент, когда Россия стала бы достаточно сильной, чтобы отказаться от роли младшего партнера, в которой она чувствовала себя так некомфортно, даже если в долгосрочной перспективе ее роль как великой державы продолжала бы ослабевать. Этот момент настал раньше, чем ожидал кто-либо из нас».

От первого лица

В “The New Yorker” 25 февраля 1985 года была опубликована статья Джорджа Фроста Кеннана “Взгляд в прошлое”, посвященная 50-летнему юбилею установления дипломатических отношений между СССР и США.

В этом материале уже престарелый Кеннан, явно польщенный вниманием к своей персоне, несколько преувеличивает свою роль в истории. Впрочем, это свойство абсолютного большинства мемуаров. Также воспоминаниям Джорджа Кеннана присущ излишний – для человека такого уровня – пафос.

Начинает он свое повествование с 1932 года, периода, непосредственно предшествовавшего установлению дипотношений между Вашингтоном и Москвой, когда дипломат вместе с женой жили в Риге:

«Латвия до недавних пор входила в состав Российской империи и в недалеком будущем войдет в состав империи советской, но сейчас находится примерно на середине своего двадцатилетнего периода независимости. Здесь еще сохраняется атмосфера старой, дореволюционной России. Сам город Рига — уменьшенная копия дореволюционного Петербурга, за вычетом дворцов, разумеется».

По нынешним временам такие сравнения – практически криминал, но Кеннан на этом не останавливается, как говорится, “дедушка старый – ему все равно!”:

«В Ригу я езжу на пригородном поезде. Сами эти поезда и их пассажиры безошибочно напоминают о рассказах Чехова. Если же ты выбираешься на природу, все, что тебя окружает — дороги, вымощенные булыжником, болота и поля, березовые рощи и хвойные леса — как две капли воды похоже на Россию. Я жадно, с любовью, все это впитываю, и на время ощущаю, будто живу в той старой России, что мне никогда уже не доведется увидеть во плоти».

Кеннан благодаря знанию русского языка уже имеет репутацию специалиста по СССР, его задача – «вместе с 2-3-я другими сотрудниками тщательно и методично штудировать советские газеты и журналы, а затем докладывать в Вашингтон о том, что из них можно узнать о жизни в Советском Союзе».

Далее Кеннан делает интересное замечание, которое было понятно думающим советским людям, – советскую прессу было необходимо читать «между строк»:

«Как и моих коллег, меня возмущает пропаганда, пропитывающая каждый листок этих официальных советских изданий — беззастенчивая фальсификация фактов, лицемерие, и, прежде всего, свирепая нетерпимость ко всему “несоветскому”. Мы охвачены желанием сорвать эту наглую маску, и в своих докладах в Вашингтон раскрыть кроющуюся под ней реальность. И я с удивлением обнаруживаю, насколько легко при известном внимании и вдумчивости понять то, что угадывается за этими серыми хрупкими страницами, и осознать, что суть пропаганды не в самих текстах, а в тех почти незаметных изменениях, которым они подвергаются день ото дня — изменениях, которые любой думающий русский умеет расшифровывать и толковать. Со временем и мы овладеваем этой наукой. Таково мое первое знакомство с Советской Россией».

В воспоминаниях Кеннана немало внимания уделено «человеческому фактору». Так, когда он сопровождал в Москву на вручение верительных грамот 1-го посла США в СССР Уильяма Буллита [который в 1923 – 1930 годах был женат на писательнице Луизе Брайант — вдове автора «Десяти дней, которые потрясли мир» Джона Рида].

Они ехали через Париж и Берлин одним поездом с Максимом Литвиновым, советским наркомом иностранных дел. Во время остановки в Белостоке, где Литвинов родился и вырос, тот признался Буллиту, “что всегда мечтал быть отнюдь не министром иностранных дел, а библиотекарем. После этого — столь человеческого — признания, я начинаю понимать то, что никогда потом не позволю себе забыть: эти советские коммунисты, с которыми мы теперь будем иметь дело — такие же люди из плоти и крови, как и мы сами. Заблуждающиеся, возможно, но не более нас виноватые в том, что родились именно в эту эпоху, и, подобно нам, старающиеся стоически ее переносить.”

После вручения Буллитом верительных грамот «номинальному главе советского государства» Михаилу Калинину, во время приема, по воспоминаниям Кеннана «Калинин уже по-доброму беседует со мной, рассказывает, с каким интересом и энтузиазмом он и его друзья — молодые студенты-радикалы — в свое время читали книги о Сибири, написанные двоюродным братом моего деда — Джорджем Кеннаном-старшим. Калинин объясняет — к моему великому удивлению: его труды были настоящей библией для первых большевиков».

Очень интересно замечание Кеннана – следующий американский посол, которого он в январе 1937 году сопровождал в качестве переводчика на Втором Московском процессе [т.н. Дело «Параллельного антисоветского троцкистского центра» – открытый судебный процесс над 17 крупными советскими функционерами: 13 человек были расстреляны, остальные — приговорены к длительным срокам заключения], по признанию автора “считает, что подсудимые действительно совершили те абсурдные преступления, в которых сознаются, и в перерыве назидательным тоном излагает это мнение собравшимся американским журналистам”.

Сам Кеннан – “задним числом” из 1985 года утверждает, что был уверен в невиновности обвиняемых.

Забавно выглядит описание Кеннаном Дня Победы 9 мая 1945 года в Москве:

«Партийная верхушка, верная своей натуре, пытается направить демонстрантов туда, где крики и приветствия людей можно истолковать как почести режиму за мудрое руководство страной в годы войны. Бесполезно! К всеобщему изумлению, смешанному с испугом — в том числе и нашему — чуть ли не единственным местом в Москве, куда стекаются гигантские толпы людей, оказывается громадная площадь под окнами американского посольства. Тысячи москвичей толпятся у наших стен, они приветственно кричат и машут руками — и убедить их отправиться куда-то еще невозможно».

А далее следует типичный западный мемуарный прием под названием “Я вступил в схватку с тираном”: “Это продолжается уже несколько часов, и я, будучи в тот момент поверенным в делах, решаю: нужно как-то выразить свою признательность за это массовое проявление доброй воли. Я выхожу на улицу, и, взобравшись на пьедестал одной из мощных колонн, украшающих фасад посольства, обращаюсь к людям по-русски с несколькими простыми словами — поздравляю их с днем нашей общей победы. Они встречают мою импровизированную речь одобрительными возгласами”.

Дальнейшее сложно читать без улыбки:

«Но Сталин, узнав об этом, возмущен до глубины души. Впервые множество советских людей публично приветствовало представителя буржуазного государства. Сталин воспринимает это как унижение, и я могу быть уверен: в один прекрасный день мне придется поплатиться — как только у него появится любая возможность отомстить».

Вторая часть воспоминаний начинается с 1946 года. Здесь имеется характерный момент, который дает нам представление о среднем уровне чиновников Госдепа, – и с тех пор мало что изменилось:

“Как-то утром, среди телеграмм, что мне принесли для изучения, мое внимание привлекает послание из Госдепартамента о том, что русские отказываются участвовать в деятельности Всемирного банка и Международного валютного фонда. В телеграмме из Вашингтона выражается недоумение относительно причин этого демарша. Почему, спрашивают меня, русские намерены бойкотировать эти организации? Как я могу это объяснить?”

Если отбросить весь многословный пафос Кеннана в отношении «сталинского режима», то именно этот наивный запрос и стал толчком к написанию «Длинной телеграммы».

«К моему изумлению, Вашингтон реагирует мгновенно и с энтузиазмом. Телеграмму даже распространяют в официальных кругах — направляют в другие ведомства и в Белый дом. С ней в обязательном порядке предписывают ознакомиться сотням высокопоставленных военных. В первый (и в последний, кстати говоря) раз в жизни, я оказываюсь на ‘одной волне’ с официальным Вашингтоном».

Здесь Кеннан делает очень важное замечание, которое характеризует его как весьма неординарную личность: «Впрочем, по своим последствиям куда важнее другое: мне, кажется, удалось поднять там другую волну — волну эмоционально окрашенного и фарисейского антисоветизма, о чем позднее я не раз пожалею».

Из дальнейшего следует, что высшая точка карьере Кеннана – «Длинная телеграмма» стало началом его заката. И понятно почему – чиновники в Вашингтоне приняли только внешнюю, понятную и близкую им “оболочку” этого документа:

«Предметом любых серьезных переговоров с русскими должна стать ликвидация разделения Германии и Европы — прискорбного результата завершающих операций недавней войны. Но этого не хотят наши европейские союзники и лидер возрождающейся Германии Конрад Аденауэр — и их позицию разделяет госсекретарь. Они ошибочно полагают, что советская угроза носит военный характер, и считают необходимым ответить на нее военными же средствами — созданием альянса НАТО. У меня эта идея энтузиазма не вызывает. Я считаю, что это лишь отвлечет нас от главной цели — экономического возрождения Европы. Особенно негативно я отношусь к планам включения в НАТО Западной Германии. Это, на мой взгляд, закрепит раскол Европы, сделает невозможным его преодоление, и создаст острейшие проблемы в будущем. Но меня не слушают. И у нас, и в Европе милитаризованное мышление берет верх над политическим. Политики вновь начинают мыслить категориями 19 века — совершенно, на мой взгляд, не подходящими для ядерной эпохи. Но помешать этому я не в силах. Я также не согласен с планами нашего правительства по созданию водородной бомбы. Мы с Робертом Оппенгеймером предлагаем еще раз попытаться наладить переговорный процесс с русскими, прежде чем делать этот роковой шаг. Мою точку зрения опять не принимают во внимание. Поэтому в конце 1949 г. я ухожу с должности начальника Группы политического планирования, получаю по собственной просьбе длительный отпуск за свой счет (к этому моменту Госдепартамент только рад от меня избавиться), и отправляюсь в Принстон — пытаюсь заняться наукой».

Джордж Кеннан честно [и безжалостно по отношению к чиновникам Госдепа] признается, что его назначение в 1952 году послом в Москву было во многом случайным:

“С самой ситуацией в советско-американских отношениях это назначение никак не связано. Похоже, дело в том, что нынешний посол должен покинуть Москву, а на дворе 1952 г. — год выборов. По чисто внутриполитическим причинам администрация опасается оставить этот пост вакантным. Внешняя политика — и курс по отношении к СССР — не играют никакой роли в ее решении. Никому в администрации и в голову не приходит, что должность американского посла в Москве, вообще-то, связана с нашей политикой по отношению к Советскому Союзу. Если уж откровенно, то они вообще не понимают, для чего нужны послы. Однако по их представлениям в этот деликатный политический момент кто-то там должен находиться — “греть стул”, так сказать.

Кеннан не жалеет черных красок: “… я живу в уединенном великолепии посольской резиденции — Спасо-хауса. Но это клетка, пусть и золотая. Политическая атмосфера — хуже некуда. Корейская война еще продолжается. И на Востоке, и на Западе ожидают, что она перерастет в прямой вооруженный конфликт между СССР и США. Работники посольства как никогда изолированы от простых русских. И я, как посол Соединенных Штатов, считаюсь врагом СССР номер один. Стены посольского комплекса освещаются прожекторами, его территорию — словно периметр тюрьмы — патрулируют вооруженные охранники. У ворот днем и ночью дежурят пятеро коренастых джентльменов — тщательно отобранные офицеры МВД и пограничных войск в чине полковника. Куда бы я ни направлялся, пешком или на машине, они сопровождают меня. Никогда и ни у кого на свете не было спутников, отличающихся таким постоянством..”

Далее Кеннан, как поклонник Чехова, использует принцип “Если в первом акте на стене висит ружье, значит в последнем из него выстрелят”. Помните, как 9 мая 1945 года он стал «врагом Сталина»? Так вот, описывая ситуацию с нотой советского МИД, согласно которой Кеннан был объявлен persona non grata, он пишет:

«Похоже, Сталин — жить ему осталось полгода — охвачен странным беспокойством и подозрительностью; и очевидно он заподозрил меня бог знает в чем».

>NB! Простой вопрос в рамках «критического мышления» – если Сталин считал Кеннана врагом и в чем-то его подозревал, то как советский МИД выдал ему агреман на занятие должности посла?!

Полный перевод статьи Джорджа Кеннана «Взгляд в прошлое» находится здесь:
Часть I
Часть II

Продолжение следует.